Компьютер — крошечный дорогущий лэп-топ последней модели —
он нашел в кухне, где самородок Гришка, очевидно, писал свои гениальные статьи.
Замшевый чемодан, в который был упакован компьютер, был задвинут почти что за
помойное ведро, и это как бы сказало Егору все, чего он еще не успел понять про
жизнь и смерть журналиста Григория Распутина.
Он был безалаберный, неприкаянный, уверенный в своей
неповторимости мальчишка, не умеющий справиться со своей минимальной
известностью и такими же крошечными, по понятиям Егора Шубина, деньгами. Этот
лэп-топ за помойкой, и кокаиновые следы на заширканном полированном столе, и
дорогая одежда, наваленная кучами на стульях, и кухонное унылое запустение, и
даже оторванная с одной стороны ручка портфеля рассказали то, чего Егор никогда
не узнал бы даже от самых близких Гришкиных друзей.
— …твою мать! — пробормотал он, не разжимая зубов. Четкий
световой круг дернулся, выхватывая из темноты стены и мебель.
Оказывается, эмоции трудно отключить полностью, а раньше у
него никогда не было с этим проблем. Возраст, что ли, или просто давнее
отсутствие практики в условиях, приближенных к боевым? Почему ему так жаль
этого нелепого парня, который лежит, уткнувшись мертвым лицом в диванную
обивку? Почему он думает о том, что все могло бы быть по-другому, будь у того
под боком мать или старший брат, который в случае чего хорошенько дал бы ему по
морде, а потом наставил на путь истинный?
Почему, почему…
Понятно, почему.
Потому что у него теперь есть Димка, за которого он
отвечает, и у которого тоже, как у всех молодых, мозги немножко набекрень, и
который тоже ни черта не умеет справиться с жизнью.
“Я должен добраться до заказчика раньше, чем он доберется до
меня. У меня есть семья, которая не простит меня, если я их брошу.
Ни один из них — ни Лидия, ни Димка, ни дед — не справится
без меня”.
Он улыбнулся. Свет опять дернулся и остановился.
Наверное, это очень самонадеянно — думать, что без тебя
никто ничего не сможет. Наверное. Но он думал так, и это доставляло ему
радость, даже в неприбранной унылой квартире, где, уткнувшись лицом в обивку,
лежал на диване труп глупого мальчишки Гришки Распутина.
Ни тайников, ни сейфов в стенах и полах он не обнаружил.
Впрочем, Егор не слишком на это рассчитывал. Он повесил на плечо лэп-топ,
прихватил оставленные на столе записные книжки, несколько минут прислушивался
под дверью и бесшумно вышел из квартиры. Щелкнул язычок замка. Он поправил на
плече ремень и стал неторопливо спускаться по темной лестнице.
Навстречу попались старухи, ругавшие темноту и неработающий
лифт. На Егора они не обратили никакого внимания.
Он сел в машину, закинул лэп-топ на заднее сиденье и завел
мотор, испытывая острое, ни с чем не сравнимое облегчение от привычного уюта
салона, от знакомого урчания двигателя, как будто после долгого и опасного дела
он наконец вернулся домой, где тепло, безопасно и можно расслабиться…
“Расслабляться нельзя. Чем бы ни кончилась вся эта история,
расслабляться нельзя. Ты так до сих пор ничего и не придумал. У тебя нет
никаких идей, кроме нескольких ничем не подкрепленных соображений, а сегодня
тебе в багажник подбросили труп, и если бы не сумки Лидии Шевелевой, хрен бы ты
его обнаружил, а когда обнаружил, было бы поздно.
Соберись и думай. У тебя есть верных полчаса, которые ты
будешь ехать до дома”.
Онтронул машину с места, перебрался через ледяные стоячие
моря и озера, развернулся возле каких-то помойных контейнеров и выехал на
Волгоградский проспект.
Он проехал, наверное, метров триста, когда его остановил
милицейский патруль.
* * *
— Он с нами совершенно не разговаривает! — Дед Егора Шубина
поправил на столе газеты и журналы, которые и без того лежали выверенной
идеальной стопкой. Лидия не отрываясь смотрела на его руки. Они были красные, в
цыпках и надутых синих венах, как будто шубинский дед с утра до ночи чистил
картошку.
— Дед, перестань ты, — пробасил шубинский брат и посмотрел
на Лидию. Излишняя деликатность не входила в число его достоинств, однако он
понимал, что к гостье брата следует относиться осторожно. — Он у нас ни с кем
не разговаривает!
И Димка улыбнулся смущенной улыбкой. Лидия внимательно на
него взглянула.
Как будто Егор Шубин был ранимый подросток в переходном
возрасте, а Димка — его нежный отец. Как будто Димка признавал за ним своеволие
и упрямство и все-таки оправдывал его. Как будто Димка знал наперечет все его
слабости, любил их и призывал чужого человека просто не обращать на них
внимания.
“Он у нас ни с кем не разговаривает!”
— Да, — сказал шубинский дед. — Ему сейчас трудно. Но он
справится.
— Вы думаете? — спросила Лидия.
Ей очень хотелось услышать от кого-нибудь историю о том, что
Егор Шубин бывал и не в таких передрягах, что это все ерунда по сравнению с
тем, что он пережил пятнадцать лет назад, что в армии он чуть было не погиб и
его за что-нибудь наградили орденом. Такая история была бы сейчас совсем
нелишней.
— Ну конечно! — воскликнул дед с ненатуральной бодростью. —
Дима, может быть, ты хочешь поужинать? А вы, Лидия Юрьевна?
“Прошло уже четыре с половиной часа с тех пор, как он уехал.
Черт возьми, что он там делает так долго? Почему не звонит? Доехал до Гришкиной
квартиры или не доехал? Что происходит в моей собственной жизни? Что происходи!
все эти четыре часа, что я сижу в квартире, больше похожей на итальянский
палаццо, пью кофе, молчу и думаю, думаю, думаю… Кто звонит мне домой, как там у
меня на работе? Они ведь наверняка давно и безнадежно меня потеряли — дома меня
нет, а мобильный телефон я выключила потому, что мне так приказал пропавший
Егор Шубин.
Егор Шубин, который уехал и увез в багажнике убитого Гришку.
Гришка… Как он лежал, скрючившись, будто от холода, и у него
были совершенно синие пальцы. Вот, оказывается, какие пальцы бывают у мертвых…”
Она рванулась из этих мыслей, зная, что они теперь долго не
дадут ей спокойно жить, рванулась, задыхаясь в их вязкой трясине, и вырвалась
наружу. Звонил телефон.
— Дима… — попросил дед, как будто у него вдруг кончились
силы.
— Алло! — сказал Димка напряженным басом. Лидия смотрела на
него, как человек, который ждет сообщения о конце света.
Димка послушал и сказал смущенно:
— Привет… — Потом зажал микрофон ладонью и сообщил: — Это
Лиза.
Лидия перевела дыхание, шубинский дед поднялся с места и
зачем-то ушел в угол громадной кухни.
— Будем ужинать? — спросил он оттуда. — Знаете, когда сердце
не на месте, самое правильное — это поужинать.