Добравшись наконец до дома, он загнал машину в гараж,
опасаясь, как бы к утру в ней не появился еще один труп, и почти бегом бросился
к лифту.
— Егор! — воскликнул выбежавший на шум открываемой двери
дед. — Ты уже приехал!
— Да, — сказал Егор, — приехал. А что? Вы меня не ждали?
— Мы тебя ждем уже несколько часов, — сказал дед и зачем-то
заглянул ему за спину.
Из другого коридора вышел Димка и прислонился плечом к
косяку.
— А где она? — спросил он и тоже зачем-то заглянул брату за
спину.
Егор переводил взгляд с одного на другого. Они
переглянулись, как парочка закадычных школьных друзей на педсовете.
— Она сказала, что ты просил ее встретиться с тобой, —
объяснил Димка быстро, — и уехала.
— Она поговорила по телефону, — подхватил дед. — Ну да.
Кто-то позвонил ей, она сказала, что это ты и что у вас встреча.
— Во сколько это было? — спросил Егор. — Димка, где-то в том
шкафу автомобильный зарядник для телефона, достань мне его. Во сколько?
— Ну… — Дед секунду подумал. — Минут двадцать назад.
— На! — Димка сунул устройство Егору в руку. — Хочешь, я с
тобой поеду?
— Нет, — сказал Егор, — не надо. Я быстро вернусь. — И
выскочил за дверь.
Дед и Димка снова переглянулись. Егор сунул голову в дверь и
добавил:
— Если быстро не вернусь, в милицию звонить не надо. Поняли?
— Поняли, — ответили дед с Димкой разноголосым хором.
Егор прыгнул в лифт, который все еще стоял на месте, сунул в
карман зарядник и поправил пистолет за ремнем джинсов.
Кто мог ей позвонить и куда она могла поехать после этого
звонка? Где он сейчас найдет ее? Он не знает адреса ее матери и того придурка,
Леонтьева, к которому она тоже вполне могла поехать.
Могла или не могла?
На чьей она стороне? Самое время спросить себя об этом.
— Опять уезжаете, Егор Степанович? — спросил удивленный
охранник.
— Я скоро вернусь, — пробормотал Егор. Он сел в машину и
первым делом включил телефон. И набрал ее номер.
“Абонент не отвечает или временно недоступен”, —
доверительно сообщила ему трубка, и Егор злобно сунул ее между сиденьями.
“Недоступен!.. Стал бы я звонить, если бы мой абонент был
доступен!
Зачем она уехала, ведь я приказывал ей сидеть дома! Сидеть и
ждать. До ее дома на машине, наверное, полторы минуты. Если она дома, значит,
она там уже минут восемнадцать”.
Могло произойти все, что угодно.
Он может приехать и найти ее труп, уткнувшийся в цветную
обивку дивана.
* * *
Сидя на лавочке, Лидия равнодушно смотрела в проем между
домами. Она видела соседнюю улицу, по которой плотным потоком шли машины.
Сидеть на лавочке в итальянской дубленке было холодно, но Лидия знала, что
домой она ни за что не пойдет. Время от времени она вытаскивала из кармана
нагревшийся телефон и негнущимися, замерзшими пальцами набирала шубинский
номер. Его телефон не отвечал, но держать в руках теплую трубку было приятно.
Как будто спокойнее становилось. Но она быстро остывала, и тогда Лидия пихала
ее обратно в карман.
Что ей теперь делать? Шубин пропал. Его телефон не отвечает.
Домой она идти боится. Больше никуда идти нельзя — ей все объяснили вполне ясно
и доходчиво. Она не может и не должна подвергать опасности окружающих. Они ни в
чем не виноваты. Во всем виновата она сама.
К ногам упал снежный ком, сорвавшийся с ветки, и Лидия
сильно вздрогнула.
“Ты скоро станешь полной истеричкой, — сказала она себе. —
Если успеешь, конечно”.
Она задумчиво пошевелила ногой снег. Вот и Новый год скоро.
А там февраль, и — весна. Весной все по-другому. Весной так весело, так
радостно просыпаться, даже если ничего особенно радостного впереди и не ждет.
Вечера становятся длинными, а дни — солнечными. В первый же солнечный весенний
день Лидия нацепляла темные очки и чувствовала себя стильной красавицей. У нее
была такая игра в весну, которую она, может быть, никогда больше не увидит.
Какая-то машина пролетела въезд во двор и с визгом
затормозила на мокром, круто посоленном асфальте. Лидия лениво повернула
голову. Машина сдала назад, колеса повернулись чуть не на девяносто градусов —
Лидия отлично видела их под фонарем, — водитель дал газ, во все стороны брызнул
снег, джип перевалил через сугроб, наваленный снегоочистителем, и Лидия узнала
машину Егора Шубина.
Джип подлетел к лавочке, осел на задние колеса и еще не
остановился до конца, когда распахнулась дверь и Шубин спросил у нее негромко:
— Что ты здесь делаешь?
— С-сижу, — ответила она, клацнув зубами от холода. — Что
случилось? Где ты был так долго?
— Машину мыл, — объяснил он равнодушно. — Может, сядешь?
Холодно очень.
— Холодно — уезжай, — сказала она и отвернулась.
Его равнодушный тон оскорбил ее. Она замерзла на этой
чертовой лавочке до того, что пальцы отказывались попадать в кнопки телефона,
она чего только не передумала за это время, а он мыл машину и смеет говорить об
этом таким оскорбительно равнодушным тоном!
— Не дури, — попросил он все так же равнодушно. — Я устал,
мне нужно домой.
— Нужно — езжай, — повторила она и отвернулась. И с
независимым видом сунула руки в карманы.
Он посидел еще несколько секунд — она смотрела в сторону, —
потом захлопнул дверь, и джип стал медленно сползать с площадки.
Он уезжает, пронеслось в голове. Он действительно уезжает.
Он сейчас уедет совсем.
Глаза моментально наполнились слезами. Задние фонари машины
расплылись и странно приблизились. Заложило нос, и стало очень жалко себя.
Лидия зажмурилась, слезы полились по холодным щекам. Их было что-то очень
много, как будто они ждали в засаде, когда она наконец раскиснет.
Что она теперь станет делать?! Ей страшно идти домой, а
больше никуда пойти она не может. Еще была какая-то надежда, пока она пыталась
ему дозвониться, а он не отвечал, и она мечтала, чтобы он наконец ответил.
Чтобы кончилась эта мука неопределенности! Мука кончилась, и что теперь ей
делать?!
Негромкое и сытое урчание заморского двигателя как будто
приблизилось, но она стойко смотрела в другую сторону, не разрешая себе
поворачиваться.
Мигнули фонари. Джип задом взбирался на площадку. Широченная
рифленая шина остановилась в сантиметре от ее ботинка. Распахнулась
пассажирская дверь, Шубин выпрыгнул с другой стороны, подошел и за шиворот, как
щенка, поднял Лидию с лавочки.
