Тимофей неприязненно посмотрел на радостного шефа службы
безопасности. Тот был очень доволен собой. Он проделал кучу работы, просмотрел
сотню видеокассет, ничего не упустил, все заметил и теперь сияет от законной
гордости.
Шеф рейхсканцелярии. Последователь и почти что родственник
товарища Берии.
Сам Тимофей чувствовал себя так, как будто его несколько раз
окунули головой в ведро с дерьмом и напоследок еще плюнули в физиономию.
Он предпочел бы, чтобы виноватым оказался Шубин.
Шубина Тимофей Ильич не любил.
— Заканчивай с этим делом, Владимир Алексеевич! — приказал
он. — Закончишь — доложишь. Я сам решу, что делать. Понял?
— Понял, — откликнулся шеф рейхсканцелярии. — Разрешите
идти?
* * *
— И что это означает?
— Это означает, что я идиот, только и всего. Знаешь, на
пятом десятке как-то особенно приятно узнать о себе, что ты идиот.
— Шубин, ты можешь говорить толком или нет? Что за пафос?
— Раз сообщения отправляли с моего компьютера, значит,
человек, который их отправлял, совсем ничего не боялся. Не боялся, что его
застанут, потребуют объяснений, заставят оправдываться…
— Ты хочешь сказать, что это Тимофей Ильич Кольцов? —
спросила Лидия безмятежно, и Шубин уставился на нее в недоумении. — Ну, ничего
не боится, знает, что его не поймают, не заставят оправдываться и объясняться.
Это может быть только Тимофей Кольцов. Правильно я говорю?
— Ты несешь какую-то чудовищную ахинею, — холодно сказал
Шубин.
— А ты? — спросила Лидия быстро. — Ты не несешь ахинею? Что
это за порыв самоуничижения — ах, я болван, ах, я идиот! Что изменилось в связи
с тем, что сообщения мне отправляли с твоего компьютера?
— Человек, который меня подставил, все время находился где-то
рядом со мной. Он приходил в мой кабинет, как к себе домой. Наверное, даже не
один раз. Он точно знал, когда я отпускаю секретарш и когда ухожу сам. Кроме
того, он был совершенно уверен, что никто не удивится, если увидит его входящим
или выходящим из моего кабинета, потому что в этом не было ничего
необыкновенного. Он не боялся секретарш, потому что знал, что его присутствие,
даже если они его там застанут, не вызовет у них никакого подозрения. Это
кто-то очень близкий. Ясно?
— Это было ясно с самого начала, Егор, — сказала Лидия с
сочувствием.
“Это очень больно — понимать, что тебя предал кто-то
близкий, — подумала она. — Настолько близкий, что даже мысленно страшно
произнести его имя, потому что невысказанное подозрение все-таки еще не совсем
подозрение. Произнесенное, оно не имеет обратного хода.
Только что мне было также больно и страшно, когда я думала о
том, что Игорь Леонтьев продал меня кому-то за деньги. Я даже прикидывала, во
сколько я могла ему обойтись”.
— Зато это заметно сужает круг подозреваемых, — продолжала
Лидия бодро. — И не надо искать по названиям в четырех разных направлениях.
Подумай, кому ты доверял настолько, что даже представить себе не мог ничего
подобного? А?
Шубин потер лицо, тяжело, как старик, поднялся и побрел к
двери в кухню.
— Чаю хочу, — пробормотал он. — Сделай мне чаю, Лидия…
— Не хочешь ты никакого чаю, — заявила она. — Я же вижу. Ты
что, не станешь со мной говорить об этом?
Он молчал, и она прикрикнула:
— Егор! — Что?
— Почему ты ничего мне не говоришь?!
— Потому что если я думаю правильно, — ответил он устало, —
у нас нет почти никаких шансов. То есть как бы совсем никаких. Может быть, если
ты не будешь знать его имя, он оставит тебя в живых. Шанс невелик, но он все же
есть. Поэтому я больше не скажу тебе ничего. Ни-че-ro. И не приставай. И не
ори. Дай мне спокойно подумать.
— Егор! — крикнула Лидия и топнула ногой.
Страх вновь надвинулся, как цунами, и затопил комнату. Он
залил пол, стены, мебель, он все прибывал и прибывал, а в том месте, где стояла
Лидия, было глубже всего.
— Ты не справишься один, — заговорила она и взяла его за
руку. Он отнял руку. — Ты один не справишься, Егор. Я могу тебе помочь. Только
я, и больше никто.
Он сверху посмотрел на нее.
— Лидия, я правда больше ничего тебе не скажу. Тебе нужны
какие-нибудь вещи? Ты собрала бы, а то мы сейчас поедем. И прошу тебя, не
устраивай никаких сцен в том смысле, что ты со мной никуда не поедешь. Ладно?
— Ладно, — согласилась она. — Не буду. И собирать мне
нечего. Если до завтра ты не разберешься с этим делом, мне в ближайшее
тысячелетие ничего не понадобится. Ну а если разберешься, я просто вернусь
домой, только и всего.
Он снова посмотрел на нее, понимая, что сейчас самое
неподходящее время для того, чтобы напоминать ей, что, если все обойдется, он
немедленно женится на ней и, следовательно, домой она не вернется.
— Моя мать, наверное, уже лежит в больнице с инфарктом, —
сообщила Лидия в пространство. — Я ей два дня не звоню…
— Она даже не знает, что с тобой все в порядке?
— А со мной разве все в порядке? — удивилась Лидия. —
Знает-знает, — тут же добавила она, заметив, как он напрягся. — Я оставила ей на
автоответчике сообщение, что со мной все хорошо, просто я пока что не могу
позвонить и не бываю на работе…
— Кроме того, у меня нет никаких доказательств, — вдруг
сказал Шубин. — И добыть я их не смогу. Последняя надежда была на твой
компьютер. Других я добыть не успею.
— По-моему, тех, что есть в моем компьютере, уже достаточно,
— уверенно заявила Лидия. — Подумай сам. Выходит, что ты отправил мне компромат
сам на себя. Просто так, скуки ради, человек отправляет в газету документы,
изобличающие его в воровстве. Тонкий тактический ход. Настолько тонкий, что
сразу и не разглядишь.
— Это не доказательства, — пробормотал Шубин.
— А что доказательства? — спросила она. — Чистосердечное
признание?
— Хоть бы и признание, — сказал Шубин неопределенно. — А компьютер
твой нам в самом деле придется с собой прихватить.
Он выключил его и полез под стол отсоединить провода.
— Ты понесешь мозги, а я монитор. Или наоборот.
— А ты не можешь сначала отнести одно, а потом вернуться за
вторым?
— Нет, — сказал он. — Я не хочу оставлять тебя одну.
И снова страх подступил к ней, как вооруженный грабитель на
улице.
— Я боюсь, Егор, — сказала Лидия тихо. — Ужасно боюсь.
