Выключил до времени.
Если он — они останутся живы, он снова включит эту часть, и
все хорошенько обдумает, и даже ударится в самобичевание, и заставит себя
признать собственные ошибки, но сейчас все это не имеет никакого смысла.
Он чуть не угробил единственную женщину, которая когда-либо
была ему нужна.
Ну что ж. Значит, так оно и есть и в супермены он не
годится.
Егор вдруг с силой стукнулся затылком о стену. Потом еще
раз. И еще.
В битье головой о стену тоже не было никакого смысла, но он
ничего не мог с собой поделать.
“Как она кричала? “Придурок”? “Мерзавец”?
Я не только придурок и мерзавец. Я еще и истерик. Совершенно
жалкая личность”.
Дверь распахнулась, в кухню влетела Лидия в его собственном
махровом халате и босиком. Она была очень бледненькая и страшненькая, от недавней
коньячной красы даже следа не осталось, но зато она уже полностью овладела
собой.
Что за женщина!..
— Слушай, Шубин, — плотоядно сказала она и заглянула в его
дымящуюся чашку, — кофе — это здорово. А поесть нечего?
Не дожидаясь его ответа, она полезла в холодильник, чем-то
там зашуршала, что-то смешно понюхала, достала тарелку с белой рыбкой и кусок
сыра.
— Ты будешь? — спросила она и, кое-как отрезав кусок рыбы,
запихала его в рот. — Я вот что подумала, — продолжала она с полным ртом, — в
этой вашей Пещере чудес наверняка понатыкана масса камер.
— В какой Пещере чудес? — не понял Шубин.
— Ну, в офисе вашем. Там наверняка есть камеры в коридоре.
Есть?
— Не знаю, — пожал плечами Шубин — Понятия не имею. Есть при
входе. На лестницах есть. А в коридорах — черт их знает.
— Ну конечно есть, — уверенно сказала Лидия и откусила еще
рыбы. — Что, если ты пойдешь к своему Тимофею, или кто там у вас главный по камерам,
и попросишь показать тебе эти записи? Ты наверняка увидишь, как кто-то заходит
в твой кабинет, когда тебя там нет. Вот тебе и будут доказательства. Плюс еще
мой компьютер. Он, конечно, ранен, но не убит. А там адрес, из которого
понятно, что человек, который послал мне документы, всячески пытался подвести
тебя под монастырь.
— Тебе бы на Петровке работать, — Шубин искренне восхитился,
— а не в этой вашей газете. Честное слово.
— Вы заставляете меня краснеть, милорд, — произнесла она
самодовольно. — Ну что? Попробуем?
— Лидия. — Он встал и налил себе еще кофе. — Я не знаю, есть
ли там камеры, но я совершенно уверен, что даже если они есть, то на них все в
порядке. Никто в мой кабинет не входит и оттуда не выходит. Это очень умный,
хитрый и предусмотрительный человек. Он ничего не пускает на самотек. В том
числе и камеры.
У нее даже лицо изменилось.
— Не пойдет? — спросила она горестно. — А я была уверена,
что это хорошая мысль.
— Это замечательная мысль, — подтвердил Шубин, — ты вообще
замечательная. Вместо того чтобы валяться в обмороке, после того как тебя чуть
не застрелили, ты продолжаешь рыть ходы к спасению.
— А как же? — Она выглядела сердитой. — Что теперь,
повеситься, что ли?
Они помолчали.
— Слушай, Егор, — начала Лидия, и он понял, что сейчас
последует очередная сыщицкая идея. — Ну ладно, камеры. Запись можно затереть,
кассету выбросить, камеру разбить и так далее. Но есть люди.
— Какие люди?
— Люди, с которыми ты работаешь. Какие-нибудь твои
сотрудники. Подчиненные. Охранники, с которыми ты дружишь и которые точно
знают, во сколько ты приходишь и уходишь. Есть такие?
— Всякие есть, — согласился Шубин, — только это-то тут при
чем?
— Да при том, что если есть люди, которым ты доверяешь и
которые совершенно точно выпадают из списка подозреваемых… Есть такие?
— Есть, — ответил он, подумав.
— Ну вот! — Она так махнула кружкой, что из нее на стол
пролился кофе. — Тебе нужно поговорить с кем-нибудь, кто сидит в офисе столько
же или дольше, чем ты сам. Кто работает на твоем этаже. Кто поздно уходит и
рано приходит. Тебе просто нужно подумать, кто именно это может быть. И
поговорить с ним. Может, этот человек видел того, другого. Может, тот приходил,
когда тебя не было на месте. Может, время его прихода совпадет со временем,
когда я получила послание. Может, оно совпадет с датами договоров. Ну хоть с
чем-то совпадет! И тогда ты сможешь предъявить это своему Тимофею, и он тебе
все простит. Вы обниметесь, заплачете, вспомните старые времена…
Она осеклась. Шубин смотрел на нее не отрываясь, как врач
смотрит на тяжелобольного пациента.
— Ты что? — спросила она. — Опять хочешь сказать мне, что
это все бред?
— Нет, — медленно проговорил он. — Это не бред. Это совсем
не бред. Странно, что я не подумал об этом сразу, это ведь так просто! Проще
всего…
У него так изменилось лицо, что она поставила кружку на стол
и позвала тревожно:
— Шубин!
Он подошел к раковине и зачем-то открыл воду. И некоторое
время смотрел, как брызги летят ему на живот, на толстую клетчатую рубаху.
Потом задумчиво набрал кружку воды и вылил ее себе на голову.
— Шубин!
Он оглянулся с досадой, как будто она оторвала его от очень
важного дела.
— Ты сама не понимаешь, как ты права, — сказал он и смахнул
с физиономии воду. Рубаха у него на груди промокла и потемнела, как будто от
крови. — Я знаю, у кого должен спросить. И я почти уверен, что получу ответ.
— У кого? — спросила Лидия нетерпеливо.
— У Катерины Ивановны. — Он стремительно выбежал из кухни и
тотчас же вернулся. — Ты можешь поехать со мной. Поедешь?
— Шубин, — сказала Лидия, и голос у нее дрогнул, — я поеду с
тобой куда хочешь, только не в три часа ночи.
Шубин посмотрел на часы. Потом на нее.
— Пока у нас есть время, ты мне можешь рассказать, кто такая
эта Катерина Ивановна. — Лидия сладко улыбнулась. — Твоя любовница?
Шубин захохотал, запрокинув голову.
— Да! — завопил он и за отвороты халата выдернул Лидию из
кресла. — Катерина Ивановна — моя любовница! Вся женская половина офиса —
сплошь мои любовницы!
Лидия смотрела ему в лицо очень близко, так близко, что
видела за очками тонкую сетку морщин и каждую черточку на губах, и чувствовала,
как пахнет его толстая дорогая рубаха, и слышала, как он дышит. Как во сне, не
отрывая от него глаз, Лидия поставила на стол недопитую чашку, медленно
расстегнула верхнюю пуговицу толстой рубахи и потрогала его кожу. Он был теплый
и очень приятный на ощупь.
