Оба Шубина — дед и внук — моментально перестали заниматься
своими делами, переглянулись и посмотрели на нее. Она покраснела.
— Спасибо вам, Лидия Юрьевна, — пробормотал дед неуверенно,
— поверьте, мне это очень приятно слышать…
— Не каждый день удается услышать, что ты благородный герой,
— задумчиво произнес Шубин. — Особенно утром.
— Поджарить яичницу? — спросил дед поспешно. — Будете?
— Будем, — ответил Егор. — Дед, а телефон у нас работает?
Или ты его опять выключил, чтобы не травмировать мою тонкую душу?
В кухню вплыла Наталья Васильевна, снисходительно
поздоровалась и оттеснила деда от плиты. Вид у нее был надменный, и Лидию она
не замечала, как гордая свекровь неугодную невестку.
— Совместно проведенная ночь стала достоянием гласности, —
неслышно шепнул Шубин в ухо Лидии. — Бытовое разложение налицо. Вот и живи тут
семьей…
Лидия фыркнула в стакан с соком и обрызгала собственную
физиономию.
Среди всеобщего молчания они быстро и виновато, как парочка
студентов, которая встречается против воли родителей, съели яичницу,
поблагодарили величественную спину Натальи Васильевны и вышли из кухни.
Утро кончилось, а вместе с ним мирная жизнь.
Пришло время возвращаться на войну.
— Ты узнал, где живет эта твоя Василиса Петровна? — спросила
Лидия, когда они одевались.
— Да, — ответил Шубин. — Катерина Ивановна. Мои водители
несколько раз ее подвозили. Мои бывшие водители. — Он улыбнулся. — Я утром Паше
позвонил, он мне сказал, где она живет.
— Ну как Паша? Что слышно в Пещере чудес?
— Я не спрашивал, — сказал Шубин холодно. — Меня это в
данный момент интересует меньше всего.
Он зашнуровал ботинок, выпрямился, и они некоторое время
просто смотрели друг на друга.
Потом Шубин отвернулся и хмуро глянул в глубь коридора,
смутно сожалея, что никто не болтается рядом с ними и ему все-таки придется
сказать то, чего говорить так не хотелось. И не умел он говорить ничего
подобного.
— Лидия… — начал он, но она быстро перебила:
— Я ничего не стану слушать. Даже не начинай. Что это еще за
“Прощание славянки”? Нам бы сегодня на твое седьмое небо не угодить. Вот если
не угодим, ты мне все скажешь. И даже покажешь.
Он еще некоторое время смотрел на нее, то ли сердито, то ли
печально, потом открыл входную дверь, подтолкнул Лидию в спину и крикнул:
— Дед! Мы уходим!
Когда дед выбежал в коридор, ругая себя за то, что не
уследил и они успели собраться без него, дверь уже захлопнулась и только мерно
покачивалась серебряная цепочка замка.
— Значит, так, — наставлял ее Шубин, остановив машину. — Ты
сидишь здесь и ждешь меня. Двигатель ты не глушишь, что бы ни происходило. Даже
если придет делегация Гринписа и выстроится рядом с требованием прекратить
отравлять окружающую среду. Если я через полчаса не появлюсь, ты уезжаешь в наш
офис на Ильинку и пытаешься попасть в пресс-службу. Вряд ли они тебя пустят,
но, пока ты будешь на батяниной территории, тебе ничто не угрожает. Поняла?
Никаких самовольных действий и никакого бряцания оружием, ясно тебе? Ты не
идешь меня спасать, и ты не делаешь ни одной попытки вылезти из машины. Она
бронированная, поэтому если в тебя будут стрелять, то сразу не убьют и у тебя
будет шанс добраться до Ильинки.
Он помолчал.
— Ты должна дать мне честное слово, что все выполнишь в
точности.
— Я все выполню в точности, — ответила Лидия скучным
голосом.
— Честное слово, — подсказал Шубин.
— Честное слово, — повторила Лидия, совершенно уверенная,
что это самое слово ни к чему ее не обязывает. — Но ты все-таки постарайся
через полчаса прийти.
— Постараюсь, — пообещал Шубин и выпрыгнул из машины. Он
немного помедлил, взявшись за ручку двери. — Вряд ли сегодня объявится
следующий киллер, — сказал он, успокаивая больше себя, чем ее, — а вчерашний
точно ни на что не годен.
Он захлопнул дверь и пошел к подъезду.
Лидия с водительского места следила за ним. Хлопнула
коричневая грязная дверь, Шубин исчез. Как будто подумав, дверь снова немного
приоткрылась. Вышла серая подъездная кошка, уселась на растаявшем крылечке и
стала вылизывать лапу.
“Если все обойдется, заведу кошку, — решила Лидия. — Приеду,
найду эту самую, облезлую, и она будет жить со мной.
Жить-поживать да добра наживать…”
Кажется, она уже сидела вот так в машине, ждала Егора Шубина
и раздумывала, бандит он или просто полоумный. А кругом была непроглядная
зимняя тьма, мела метель, и в той стороне, куда он ушел, раскачивался желтый
фонарь.
“Господи, помоги ему! Помоги ему совсем чуть-чуть, господи,
и всю оставшуюся жизнь я больше ни о чем тебя не попрошу…”
С лестничной клетки Шубин посмотрел вниз. Джип спокойно
стоял под окном, вокруг было тихо. Отсюда не слышно, работает ли двигатель.
Шубин очень надеялся, что Лидия указания выполняет и двигатель работает.
Он секунду постоял возле грязного окна, глядя вниз, потом
взбежал еще на один пролет и позвонил.
Глупо гадать, дома Катерина Ивановна или нет, и станет ли
она вообще с ним разговаривать, и что выйдет из этого разговора, но он все-таки
гадал.
За тонкой коридорной дверью зазвучали шаги, и он весь
подобрался, локтем проверяя пистолет.
— Кто там?
— Катерина Ивановна, это Шубин Егор Степанович, — ответил он
негромко. — Откроете?
Секундное молчание, колебание, которое он почувствовал как
свое, — и дверь открылась.
— Здравствуйте, Егор Степанович, — поздоровалась Катерина
Ивановна. Даже дома она была похожа на бабушку из сказки Андерсена. Егор
зажмурился на секунду, как будто вся прошлая жизнь бросилась ему наперерез и
заслонила все остальное. Даже дышать стало трудно.
Они стояли, разделенные дверью, и смотрели друг на друга —
бледный огромный Шубин с пистолетом, который он все время чувствовал локтем, и
андерсеновская бабушка в крахмальном переднике.
— Проходите, — наконец пригласила она. — Я ждала вас раньше,
Егор Степанович.
— Ждали? — поразился Егор. — Меня?!
У него даже во рту пересохло от волнения.
— Почему вы так удивляетесь? — спросила она с тихой
насмешкой. — Вы же сейчас ко мне пришли. Значит, вам что-то от меня нужно. Я
только была уверена, что вы придете гораздо раньше…
— Вы… знаете, о ком я хочу спросить? — запнувшись, произнес
Егор. Слова застревали во рту, как будто он жевал картон.
