К тому, что происходило в нашем доме, люди относились одновременно с терпением и омерзением. Тот факт, что среди этого безумия, пьяных криков, каких-то снующих туда-обратно людей, среди битых бутылок и окурков могут жить дети, тоже никого особенно не возмущал. Была идея лишить нашу мамашу родительских прав, однако идея эта не получила развития. Во-первых, какая-никакая, но была баба Зося, и считалось, что она может позаботиться о нас в критических случаях. А во-вторых, никому из нашего окружения не хотелось лезть в это дело, писать бумажки и обивать пороги социальных учреждений. Зачем тратить время и лишать человека того, на что ему и так наплевать. Наша дорогая мамочка вряд ли бы заметила, если бы мы перестали появляться на ее горизонте.
Только Ада Федоровна, когда встречала меня поздно вечером в коридорах школы, темнела лицом и спрашивала, ела ли я сегодня хоть что-нибудь. Но тут я делала все возможное, чтобы не породить никаких негативных мыслей в ее голове. Еще не хватало, чтобы меня из нашей элитной балетной школы перевели в какой-нибудь ужасающий интернат. Нет, Аде Федоровне о моей семейной ситуации в «родовом гнезде» знать было совершенно необязательно. Думаю, она все равно о чем-то таком догадывалась, но молчала. Только приносила мне пирожки, что само по себе было совершенно неприемлемо – подкармливать пирожками ученицу балетного класса.
Возможность решать, где именно я хочу праздновать Новый год наряду с другими праздниками, у меня появилась лишь тогда, когда я окончательно определилась с тем, чем хочу заниматься в жизни, и выбрала в качестве основной профессии профессию «экономиста любовного фронта», а иными словами, стала содержанкой. Еще до появления на горизонте экономически правильного Свинтуса у меня «выгорело» несколько успешных проектов. В моей собственности оказался некоторый капитал, обширные связи, включая знакомства с нужными людьми, в паспорте появились штампы о пересечении границ Евросоюза. Больше всего я любила праздновать Новый год в Испании. Все места, где температура новогодней ночи превосходила десять градусов по Цельсию, мне нравились невероятно. Мне нравилось кататься на велосипеде по тихим, красиво убранным улочкам, заходить в сияющие, зазывающие витринами кондитерские и кафе, я обожала сидеть с чашкой кофе, согревающей ладони, смотреть на веселых людей, поздравляющих друг друга. Мне нравилось, что я не понимала ни слова из того, что они говорят. С самого детства меня согревала мечта улететь далеко-далеко, стать птицей и больше никогда-никогда не возвращаться в родные края.
Но я возвращалась, конечно. Куда бы я делась? И здесь, и там, в Европе, и вообще везде – это был один и тот же мир, и жил он по одним и тем же законам. Эти законы создавались мужчинами, для мужчин, с учетом интересов мужчин. В этом мире не было никакой возможности стать птицей, можно было только решить, какое именно из всех существующих видов рабства тебе подходит больше всего. Женщина могла быть только чьей-то женой, чьей-то любовницей или быть просто ничьей. Третий вариант был неприемлем, ты тут же оказывалась за бортом, выброшенная на берег, как умирающая золотая рыбка. Если ты ничья – у тебя ничего нет. Быть свободной на практике означало «выживать», сидеть на мели, вкалывать по двенадцать часов в день, стареть и умирать раньше срока, оставаться одной с двумя детьми.
Свободная женщина… Самые свободные из нас – это те, кому посчастливилось удачно развестись с правильным парнем.
Не поймите меня превратно, не имеет значения, насколько ты образована или умна. Это просто не работает таким образом. Если ты ничья – ничто тебе не поможет. Ты вдалеке от света, от тепла, от потока густой, наполненной грязью и ловушками денежной реки. Если ты чья-то, то главный вопрос – что может тот, кто обладает тобой. Как далеко простирается сила его жизненной позиции, как много он может тебе дать. Ведь заберет он все, что сможет. Часть он заберет силой, и ты в любом случае останешься в слезах. С деньгами или без них.
Выгоднее всего оказалось быть любовницей. Работа, бизнес, налаженные контакты. «Бизнес-леди», я привыкла к определенным стандартам жизни, к вежливым улыбкам девушек в отелях, к тихой услужливости горничных, к гостеприимным разговорам барменов. Отели – пять звезд. Такси забирает тебя от порога, в самолетах иногда удается поспать, в бизнес-классе не так много народу. Знакомый агент по туризму помогает увеличивать стоимость путевки практически вдвое, прибыль делится пополам. У него какие-то знакомые играют с НДС, через подставные фирмы, так что каждая поездка не только приятна, но и выгодна. Номер – только люкс, иначе буду капризничать…
Пансионат «Рубикон» располагался в небольшом поселении недалеко от Красной Поляны и всего в пятистах метрах от подъемника. И в этом пансионате не было ничего, что могло бы дать ему хотя бы три звезды. Разве что вид на горы заслуживал внимания, все же остальное… Оставляло желать…
К своему стыду, я никогда в жизни не стояла на лыжах – ни на каких, ни на горных, ни на равнинных. Ни даже на водных. Поэтому идея цепляться палкой за крюк, который будет тащить меня на невероятную высоту, откуда мне предстоит слететь на недопустимо быстрой скорости, меня пугала.
– Ты не представляешь, какое это огромное удовольствие! – уверял меня приятель Архипова, некто Костик, разговорчивый малый без комплексов.
В то время как сам Архипов стеснялся мне слово сказать, Костик болтал всю дорогу, пока мы летели в самолете, который, кстати, вообще оказался без бизнес-класса – я не думала, что такое бывает. И болтал после самолета, в такси (большой и громыхающий железом «Баргузин»).
– И это совершенно безопасный подъем, – говорил Костик. – Там только зеленые и синие трассы.
– Зеленые? Это как? – удивилась я.
И Костик тут же принялся рассказывать мне о том, как разделяются эти спуски, что на зеленой вообще нечего делать, что синяя – она только для того, чтобы за пивом гонять вниз, и что кто по горам не гонял – вообще жизни не знает.
– Костик, оставь девушку в покое! – взмолился Архипов, видя, как я несколько теряюсь от такого напора.
– Ревнуешь, да? – усмехнулся Костик и снова повернулся ко мне. – Я у Архипова, между прочим, ни одной девушки не увел, а он все равно не доверяет.
– Я бы тоже тебе не доверяла, – усмехнулась я.
Костик опешил:
– Почему?
– Потому что ты рыжий. И веселый. Это очень огнеопасное сочетание.
– Так ты будешь кататься-то?
– Костик, Юля сама решит, не приставай!
– Я сама решу и обязательно буду, – пообещала я, хотя по понятным причинам к этой затее отнеслась скептически.
Если каждый раз, когда вы настраиваетесь на что-то хорошее, у вас обязательно ломается нога, вы со временем начинаете относиться к своему «везению» с уважением. Риск – благородное дело, но не в моем случае. Я представляла себе все совсем иначе. Я видела, как мы с Архиповым пьем горячий глинтвейн на застекленной террасе затерянного в красивых горах шале. Как мы гуляем по заснеженному парку, глядя вдаль. Я была готова любоваться видами и восхищаться смелостью и ловкостью людей, рассекающих по склонам в ярких лыжных костюмах. Я помнила, как мне рассказывали, что такие места всегда изобилуют маленькими охотничьими домиками с ресторанчиками и прочими местечками, словно бы созданными для того, чтобы познакомиться поближе.
