— Что вы, тетя Нина, я с таким положительным аудитором через три дня с тоски помру.
— Ну и дура! Много тебе веселья от твоих творческих людей? Ага, молчишь?
В дверь позвонили.
— Ой, тетя Нина, кто-то пришел!
— Какой-нибудь творческий, небось! Ну, беги, беги!
Звонок повторился. Я точно знала — это Игнат!
Это и вправду был Игнат. Карие глаза сверкали весельем.
— Лерка, я соскучился!
— Ну как, мама провела разъяснительную работу?
— Еще какую! Но я, знаешь ли, не самый послушный сын, хотя довольно почтительный. И еще ты должна знать на будущее — я человек решительный и сложные ситуации предпочитаю и стараюсь разруливать сразу, не запуская их до неразрешимого состояния. А посему — собирайся!
— Куда? — обомлела я.
— За город. Нечего летом в Москве торчать!
— Игнат, но у меня же работа!
— Будешь работать за городом. На свежем воздухе.
— Игнат, я к вам на дачу не поеду.
— Ну, начнем с того, что у нас давным-давно нет дачи. Продали, когда отец умер. Та к что тут все в порядке. Я люблю тебя, Лерка, и увезу в чудное место. Увидишь — ахнешь! А сейчас я заварю нам зачуток кофейку и забацаю сказочную яичницу, ты только выдай мне сковородку, да нет, раза в два больше, вот, такая подойдет, а сама иди собирай вещи, и не забудь купальник. Да, кстати, у тебя есть красное бикини?
— Нет. А надо?
— Боже сохрани!
— Ничего не понимаю! Мало ли каких купальников у меня нету…
— Объясняю, не заставлять же любимую женщину теряться в догадках. Мне в Корее приснился сон про тебя, плохой, и ты там была в красном бикини. Только и всего. Быстро поцелуй меня в нос и беги собирать вещи.
— Ты трепач, Игнат, но какой-то трепетный…
— Трепетный трепач? — расхохотался он. — А что, очень точное, я бы сказал, литературно-точное определение. Трепетный — вроде бы хорошо, но не слишком мужественно, а «трепач» вообще скорее отрицательная характеристика, но вот в сочетании это здорово, одно другое уравновешивает, смягчает. И в результате абсолютная прелесть, по-моему, получается, а?
— Полностью согласна, мой трепетный трепач! Ты абсолютная прелесть! Хотя насчет трепетности мы еще поглядим, а вот трепач ты — стопудово!
— Ну вот, начала за здравие, а кончила за упокой! — рассмеялся он. — И все равно, я люблю тебя, Лерка, а еще и уважаю, что для меня принципиально, я бы сказал, чудовищно важно, — проговорил он очень серьезно, погладил меня по щеке, а потом вдруг слегка наподдал под зад, — иди, собирай вещи и не мешай кулинарному порыву, он у меня не часто бывает.
Кажется, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой! Собирать вещи, чтобы ехать неведомо куда, это так весело, так молодо! Время от времени я заглядывала на кухню, где витали умопомрачительные запахи, и спрашивала:
— Игнат, а вечернее платье нужно?
— Ни на фиг!
— А резиновые сапоги?
— Ну, если только к вечернему платью, но тогда уж лучше валенки. Хотя нет, резиновые сапоги все-таки возьми, могут пригодиться.
Он готовил свою яичницу минут сорок, но у него и вправду получился кулинарный шедевр. Казалось, он вбухал туда все содержимое холодильника, и кабачок, и баклажан, и сыр, и брынзу и хлеб, и помидоры. Получилось фантастически вкусно.
— Только, чур, будем есть со сковородки! — предупредил он, когда я собралась достать тарелки. — Та к в сто раз вкуснее! — и он испытующе посмотрел на меня.
— Игнат, с тобой я даже готова лакать суп из миски на полу. Но только с тобой!
Он взглянул на меня с восторгом.
— Лерка, неужели я наконец-таки нашел свою женщину?
— Женщину с двумя детьми, Игнат!
— А я это прекрасно понимаю, и при детях мы лакать из миски не станем. При них я буду почтенным отцом семейства.
— Ну, чересчур почтенным, пожалуй, не стоит, я даже разрешу тебе в мое отсутствие лакать с ними что-нибудь из миски.
— Господи, Лерка, я самый счастливый на свете трепетный трепач, который нашел свою жутко трепетную трепачку!
Вита Адамовна в окно увидела, как ее сын вышел из подъезда с большой дорожной сумкой в руках, открыл багажник своего джипа, и тут же из подъезда выпорхнула эта баба и юркнула на переднее сиденье. Игнат ткнулся лохматой головой в ее плечо и захлопнул дверцу. Обошел машину, сел за руль и был таков!
Я ее ненавижу! Кажется, никогда никого так не ненавидела! Мерзавка, настроила сына против матери и куда-то уволокла, небось, на какой-нибудь дорогущий курорт, а мой дурачок и рад стараться. Бедный мальчик, она выжмет из него все соки и бросит. И чем ему Миладочка не хороша? Ну, понятно, эта опытная, прожженная, а та чистая хорошая девочка… Но ничего, постельные девки быстро надоедают, сколько уж их у Игнаши за последние годы перебывало, ни одна не задержалась, авось и эта не задержится… Тьфу!
— Игнат, ты куда меня везешь?
— Увидишь!
— А зачем?
— Что зачем?
— Зачем мы так срочно куда-то мчимся?
— Во имя мира!
— Какого еще мира?
— Тебе нужна постоянная война с моей мамой?
— А что, все так плохо?
— Пока да, плохо. Но ты не волнуйся, я постепенно все улажу. Главное, чтобы мама остыла, а то сгоряча может такого наворотить…
— Да? А остыв, она меня полюбит?
— Это вряд ли, — засмеялся Игнат, — а тебе нужна ее любовь?
— Ну…
— А ты сама-то готова ее любить?
— Не знаю. Пока, наверное, нет.
— К тому же у тебя уже есть хорошая любящая свекровь, а две это уж слишком жирно, по-моему.
— Пожалуй, ты прав. Игнат, ты что, все это всерьез? — спросила я после некоторой паузы.
— Более чем. Я, Лерка, знаешь, в какой момент понял, что ты моя женщина, мой человек?
— Понятия не имею.
— А там, в Киеве, за завтраком с этими черничными варениками, когда ты попросила принести тебе еще кисельку. Меня как будто что-то стукнуло… Помню, я оглянулся — сидит женщина, ничего вроде бы особенного, видали и получше, но… моя, вся моя, от макушки до пяток, и лопает вареники с черникой, и так ей хорошо, так вкусно и так весело… Одним словом, я пропал, и два месяца разлуки не притупили это ощущение счастья и душевного родства… Вот вкратце тебе отчет о моих чувствах, — и он засмеялся так искренне, так нежно, а при этом он еще так очаровательно чуть кривил нижнюю губу, что можно было сойти с ума. Я и сошла… Я чувствовала себя такой счастливой, как никогда прежде, и мне было все равно, куда и зачем везет меня этот трепетный трепач. Я уже по-настоящему любила его.
