— Ох, не любишь ты Васю.
— Я вообще бездарей не люблю. Понимаешь, я ведь тоже мечтала писать сценарии к полнометражным фестивальным фильмам, но не случилось, бывает, так жизнь сложилась… Но это не значит, что я должна от обиды халтурить там, где работаю.
— Права, тысячу раз права, голуба моя! Я посмотрю и разберусь. Знаешь, Шмелев в полном восторге, что ему не придется воскресать. Он сказал: тот, кто придумал брата-близнеца, достоин приза! И он обещал, что купит тебе огромный торт! Поглядим, не забудет ли.
— Забудет, напомним! Моя команда обожает торты.
Я еще покрутилась на студии, рассказала двум коллегам женского пола о своей бывшей свекрови, те ахали, восхищались и завидовали.
— Это ж надо, за шестьдесят лет найти мужа…
— Но сперва надо еще было решиться в таком возрасте сменить Париж на Марокко.
— Отчаянная дама! А может, податься в Марокко? Говорят, интересная страна…
— Да ну, Леркина свекровь из тех, что и в Тмутаракани и в Майами без мужика не останутся… А кто она по профессии?
— Преподавала когда-то французский в Щуке.
— Ну надо же…
Я поехала домой. И вдруг обнаружила, что бензина у меня если и хватит до дому, то завтра я уже до заправки не доеду.
Как назло, народу на заправке не было, а я никак не могла открыть бензобак. Никого из обслуги тоже не было видно, холод собачий. Я сломала ноготь, достала резиновую перчатку, ничего не помогало. О, кто-то подъезжает, только бы не дамочка. Но машина серьезная, не дамская, джип-«лексус». Я бросилась к водителю, который даже не успел выйти.
— Здрасьте! Умоляю, помогите!
— Что случилось? — без особого энтузиазма откликнулся он. Это был довольно хмурый мужик, явно не в настроении.
— Не могу бензобак открыть, ноготь сломала, а тут никого…
Он молча подошел, глянул, протянул руку и мгновенно отвинтил крышку.
— Ой, как вы… Спасибо вам огромное.
— На здоровье, — буркнул он. И смерил меня оценивающим взглядом. То, что он увидел, ему явно не глянулось. Заполошная бабенка на старенькой «шкоде», все ее годы и неприятности на морде написаны.
Нет, с этим надо что-то делать! Одним аргановым маслом не обойдешься.
…Елена Павловна волновалась перед встречей с сыном. Она все-таки любила его, хоть за многое и осуждала. И простить ему пренебрежительное отношение к себе легко могла, она и сама не считала себя идеальной матерью, но вот обида, нанесенная им внучке, это уже совсем другое дело…
Он подъехал на красивой машине, в марках Елена Павловна не разбиралась. Сорокалетний мужчина с красивой проседью в темных волосах, элегантный. То, что называется интересный и какой-то значительный, что ли…
— Мама! Здравствуй! Ты чудесно выглядишь!
Он наклонился и расцеловал ее в обе щеки. Она растаяла.
— Димочка, мальчик мой, какой ты стал…
— Ну, садись, мама, поедем к нам. Я теперь живу на улице Красина.
— У новой жены?
— Нет, зачем же. Я купил квартиру. Я, мама, теперь известный писатель…
— Да знаю, знаю. Слежу.
— Неужто читаешь?
— Кое-что читала, но не все, в Марокко русских книг почти не достать, если только кто-то привезет, да еще у нас в Рабате есть русский культурный центр, а там недурная библиотека, но с новинками плохо… Может, ты мог бы послать туда какие-то свои книги?
— А почему бы и нет? Пошлю.
— Скажи, а кто твоя нынешняя жена?
— Марина актриса.
— Помнится, у тебя уже была актриса, но ту звали Светлана, кажется?
— Все течет, все изменяется, — усмехнулся он, — вот только ты, мамочка, все та же. Не собираешься уходить от своего марокканца?
— Знаешь, если бы я встретила своего Франсуа в молодости, я бы прожила с ним всю жизнь… По крайней мере мне так кажется.
— Вот даже как! С ума сойти!
— Скажи, а с Лерой ты встречаешься?
— Нет.
— Но как же Катюшка?
— Она сама от меня отказалась.
— Отказалась? Вот так, ни с того ни с сего?
— Ну, не совсем… Но… Когда мы с Лерой расстались, она резко взяла сторону матери. Что я мог поделать?
— Скажи, а почему вы расстались? Мне казалось, вы любили друг друга?
— Понимаешь, мама, писателю нужен какой-то покой, свое личное пространство, но Лера не желала с этим считаться. Та к вот и получилось…
— Но как Лера могла этого не понимать. Она тоже пишущий человек…
— Ох, мама, между писателем и пишущим человеком дистанция огромного размера.
Он мне не нравится, вдруг произнесла про себя Елена Павловна и у нее заболело сердце.
В лифте опять пахло упоительным мужским парфюмом. Хотелось бы взглянуть на носителя этого волшебного аромата. А это мог бы быть неплохой сюжетный ход… Правда, в кино он не годится, а в сериалах тем более. Да ну, наверняка это какой-нибудь шпендрик решил корчить из себя шикарного мужика. Со шпендриками такое нередко бывает, особенно если у них много денег. Кстати, Димке подошел бы такой запах. Стоило мне о нем вспомнить в этой связи, как я почти возненавидела этот парфюм. Вот и славно, спокойнее будет.
Детей дома не было. Но я знала, что Гришка на английском, а Катька в бассейне.
На столе стоял роскошный букет белых хризантем. Боже, откуда? Возле вазы лежала записка: «Мамуль, цветы от хозяина Денди с превеликой благодарностью».
Ишь ты, воспитанный, значит. Люблю цветы. Давненько мне цветов не дарили. А Димка и вовсе никогда. Не понимал… Вот только когда родилась Катька, да и то под давлением Елены Павловны. И что это я сегодня все его вспоминаю? И тут позвонила Елена Павловна.
— Лерочка, милая, как ты?
— Да ничего, все в порядке. А вы?
— Я — нет.
— Что случилось?
— Я вчера была у Димы.
— И что? — испугалась я.
— Можно я сейчас приеду?
— Ну конечно!
— А дети дома?
— Пока нет, но скоро вернутся. А что? Они могут помешать?
— Помешать? Мне? Да господь с тобой. Мне никогда дети не мешают. Я буду минут через сорок. Не нужно ничего купить?
— Нет-нет, приезжайте скорее.
Она очень взволнована, неужто Димка обхамил ее? Он может… Тьфу, опять он…
Елена Павловна действительно выглядела очень взволнованной. Она заключила меня в объятия, расцеловала. На глазах выступили слезы.
— Елена Павловна, миленькая, что стряслось?
