Он с удовольствием думал о том, как прилетит в Дублин, где
всегда семнадцать градусов и шумит холодный океан. Думал о крохотных
прокуренных пабах и густом темном пиве в тяжелой кружке. Думал о предстоящем
двухнедельном одиночестве, которое ценил больше всего на свете. Думал о
прохладе маленького дорогущего отеля в самом центре города и ирландском виски в
низком и широком бокале.
И совсем не думал о делах.
Дел было очень много. Перед самым отъездом в отпуск Кирилл
собирался еще наведаться в Питер, где дела шли не так хорошо, как хотелось бы.
Впрочем, Кирилл знал, что дела никогда не идут так, как хотелось бы, и не
разделял пессимизма своих замов, как раньше не разделял их оптимизма.
Он вылез из-за стола, заваленного бумагами, и некоторое
время лавировал по кабинету, вылавливая прохладную кондиционированную струю.
Попав в нее, он замер в неподвижности, как сомлевшая от жары собака в тени
акации. Осторожно, стараясь не делать резких движений, он оттащил от липкой
груди рубаху и снова замер, чувствуя, как холодный воздух льется за воротник.
Через полторы минуты кипяток в голове превратился во что-то
похожее на человеческие мысли.
До отъезда надо бы поговорить с начальником отдела
маркетинга по поводу предстоящей в сентябре строительной выставки в Германии.
Компания «Строймастер» традиционно участвовала в этой выставке, и каждый год
повторялось одно и то же — ровно за неделю выяснялось, что к ней ничего не
готово: никто не знает, где стенды, которые в прошлом году были заботливо
зачехлены и оставлены на складе, буклеты умерли в типографии, потому что запил
наборщик, а имеющиеся безнадежно устарели, кроме того, их, конечно, не хватает,
и неизвестно, хватит ли новых, даже если удастся привести наборщика в чувство,
а весь отдел маркетинга вдрызг переругался на почве того, кто именно поедет в
Дюссельдорф.
Ехать хотелось всем.
В этом году Кирилл, не полагаясь на начальника отдела, своей
властью решил, кто едет, а кто не едет, распределил роли, раздал партии и велел
докладывать ему каждую неделю. Первые две недели начальник бодро докладывал о
делах, а потом все благополучно затихло, и Кирилл хотел знать, почему.
Стараясь двигаться внутри холодной струи, он подошел к двери
и выглянул в приемную. Секретарши на месте не было, и стало ясно, что придется
идти самому.
В отделе маркетинга царили спокойствие и благолепие.
Кондиционеры работали на полную мощность, а сотрудники раскладывали пасьянсы.
За это Кирилл Костромин своих сотрудников ненавидел.
Став хозяином и начальником, он перестал понимать, почему
люди вместо того, чтобы зарабатывать на работе деньги, тратят время на
бесчисленные перекуры, чаепития, пасьянсы и разговоры по телефону с такими же
ничем не занятыми страдальцами, сидящими в чьих-то чужих офисах. Всем
сотрудникам за хорошую работу он платил щедрые премии, а за плохую устраивал
головомойки, но ничего не помогало. Вдали от начальничьего глаза сотрудники
продолжали благодушно бездельничать, и Кирилла это бесило.
— Где Бойко? — спросил он сразу всех, переполошившихся как
куры, любителей пасьянса.
После нескольких секунд всеобщего смятения ответила Леночка
Брускина, которая считала, что начальник к ней неравнодушен, и мечтала
предпринять что-нибудь такое, от чего он стал бы активно неравнодушен.
— А… Виктор Григорьевич уехал. Сразу после обеда. Может,
нужно что-то сделать, Кирилл Андреевич?
Сделать нужно было сто тысяч разных дел, но Кирилл не
удостоил Леночку ответом.
— Куда уехал?
Сотрудники переглянулись. Шеф был что-то на редкость мрачен.
На горизонте собирались тучи, и осторожно, словно пробуя силы, погромыхивал
гром.
— Домой, — преданно глядя на Кирилла голубыми до отвращения
глазищами, доложила Леночка. — Он плохо себя чувствовал. Сказал, что поедет
домой и вызовет врача.
Ну да, конечно. Врача. Распаляться не было никакого смысла.
Чувствуя свинцовую тяжесть в затылке, от которой невозможно было повернуть
голову, — верный признак надвигающегося бешенства, — Кирилл все же сказал:
— А что, ни у кого нет никаких дел?
Все молчали, смотрели на него зачарованно, как под гипнозом.
— Если дел нет, все свободны. Можно разъезжаться по домам.
И осторожно, строго контролируя себя, притворил дверь.
Секретарши на месте по-прежнему не было — должно быть, она
тоже чувствовала себя неважно. Сверяясь по записной книжке, Кирилл набрал
домашний номер начальника отдела маркетинга, где, ясное дело, никто не ответил,
а потом еще один, мобильный.
С мобильным дело пошло веселее.
— Ну что? — спросил он, когда ответили. — Как ты себя
чувствуешь, Виктор Григорьевич?
— Да что-то у меня с давлением не то, — слабым голосом
ответил насторожившийся начальник отдела, «Алло» он произнес куда бодрее, — и сердце
колет и… давит с левой стороны.
— Врач был? — осведомился Кирилл.
— Врач? — переспросил начальник отдела упавшим голосом.
— Клизму поставил? — продолжал Кирилл Андреевич. — От твоей
болезни самое лучшее средство — клизма. Это я тебе точно говорю, хоть я и не
врач.
— Да у меня в самом деле давление, Кирилл Андреевич!
— Это у меня давление, — отрезал Кирилл, — а у тебя, Виктор
Григорьевич, сегодня в машине на заднем сиденье сумка с ракетками валялась. По
утрам ты в теннис не играешь, значит, сейчас поехал. Ты что, забыл, что мы
вместе на стоянку заезжали?
Специалист по маркетингу молчал, как школьник на педсовете.
Все знали, что шефу свойственны сверхъестественная
внимательность и умение замечать все вокруг, но, как на грех, именно сегодня Бойко
об этом забыл. И дернул его черт сказать про врача!..
— Ты приезжай, — попросил шеф душевно, от чего у Виктора
Григорьевича в желудке сделалось какое-то неприятное движение, — партию отложи
и приезжай. Про Дюссельдорф потолкуем.
Нагнав на Бойко страху, он положил влажную трубку и вытер
мокрый лоб. В Питере тоже тридцать три, и, похоже, до Ирландии и холодного
океана он не доживет.
Он собирался уехать в субботу с утра, чтобы не угодить в
чудовищные пятничные пробки. В пятницу, традиционный «день освобождения
Москвы», выехать из города было невозможно. Мертвые пробки начинались от
Кремлевской набережной и кончались где-то километров за сто от столицы.
Нужно позвонить матери, чтобы они не стали его искать, пока
он будет в отпуске.