Гадость какая.
Кто из них мог убить? И мог ли вообще?
* * *
Под вечер прибыла еще одна небольшая толпа родственников.
Настины родители были странной парой. Он — добродушный
разговорчивый толстячок, в меру лысый, в меру румяный, в меру приветливый и
всегда готовый к услугам. Его жена оказалась сдержанной дамой с прической, явно
сделанной в парикмахерской, и в шелковом костюме, который никак не вязался с
жаркой воскресной вольницей.
Улыбнулась она, только когда увидела Настю.
— Мам, почему вы так долго?
— Отец поехал по каким-то гаражным делам и опоздал. Все как
обычно. Как вы тут?
— У нас все нормально. Мама, это… Кирилл.
— Добрый день, — сказала Настина мать совершенно равнодушно
и посмотрела на него Настиными глазами.
— Добрый день, — ответил он неловко. Как будто и в самом
деле был претендентом на руку и сердце, привезенным для знакомства с семьей.
— Дима, в багажнике сумки. Молоко отдельно, не забудь про
него.
— Я все достал, тетя Юля! — прокричал из-за кустов Сергей.
Он ожесточенно размахивал картонкой над едва тлеющими углями. С той стороны
клубами валил белый, вкусно пахнущий дым. — Поставил на крыльцо!
— Нужно убрать, — сама себе сказала Настина мать, — и молоко
достал?
— Да, по-моему…
— Дим, посмотри, где молоко?
— Какое молоко?
— Ах, господи.
— Мам, молоко на крыльце. Пошли, отнесем все!
Тут Настя с матерью неожиданно поцеловались и пошли к дому.
— Юля, это неприлично, — сразу же заговорила на террасе
невидимая Нина Павловна, — мы вас с утра ждем. Что такое-то? Это вечная
история, как какие-то дела, так вас никогда нет!
— Добрый вечер, Нина.
— Добрый вечер. Я целый день пытаюсь вам дозвониться.
— Дима был в гараже, а я сегодня ездила на работу. У нас
цейтнот.
— Да боже мой, какой еще цейтнот в аптеке! Ты видела этого?
Которого привезла твоя дочь? Мы все в ужасе.
— Я все слышу, — предупредил Кирилл с лужайки. Выглянула
Настя, у нее было расстроенное лицо.
— Не обращай внимания, — сказал он, тоже чтобы все слышали,
— так принято. Когда к даме приезжает кавалер, его принято обсуждать. Он должен
всем не нравиться. Это залог успеха.
— Кирилл, на самом деле они вовсе ничего такого не имеют в
виду.
— Я не понимаю, почему ты должна еще и оправдываться! —
поддала пару Нина Павловна. — Юля, нам надо серьезно поговорить!
— Хорошо, — издалека обреченно согласилась Юлия Витальевна,
— давай поговорим. Только не надо Насте действовать на нервы, ей и так трудно
со всеми нами.
— Понятия не имею, как нужно жарить мясо на этой идиотской
решетке, — пожаловался Сергей, появляясь на лужайке, — по-моему, чем больше я
его жарю, тем больше оно сыреет.
— Это противоречит закону сохранения энергии, — сказал
Кирилл, не поднимаясь с места. Отсюда ему было все видно и более или менее
слышно, и он не хотел уходить, даже ради жареного мяса.
Сергей улыбнулся.
— Вы физик?
— Нет, — сказал Кирилл, насторожившись.
— А закон сохранения откуда?
— Из школы.
— А в какой школе вы учились?
Кирилл учился в 186-й школе города Москвы.
— Я учился в интернате на улице Савушкина, — быстро соврал
он.
Там и вправду учился один из его многочисленных братьев,
которого в восьмом классе неожиданно признали талантливым, и родители
моментально определили его в физматинтернат. Брат без потерь окончил интернат и
потом еще высоконаучный и очень сложный институт, и теперь прозябал в
подмосковном НИИ в должности старшего научного сотрудника, клял проклятых
капиталистов, отнявших у него науку и веру в светлое будущее, на работе бывал с
двух до пяти, кропал статейки в авиационные журнальчики — играл сам с собой в
гения, обойденного судьбой и задавленного жизненными обстоятельствами.
Кирилл был убежден, что он тунеядец.
— Это ведь специализированная школа, если я не ошибаюсь?
— Да-а! — согласился Кирилл. — Исключительно
специализированная. В смысле, для талантливых, а не для даунов.
— Я это и имел в виду, — пробормотал смешавшийся Сергей, —
значит, вы все-таки физик?
Очевидно, упорство в достижении цели было у них фамильной
чертой, унаследованной от матери.
— Все-таки я не физик, — признался Кирилл, — наше мясо не
сгорит?
— Оно даже не жарится! — заявил Сергей с некоторой
гордостью, как будто хвастался тем, что не может справиться с мясом. —
Наверное, его нужно куда-то сложить и нажечь еще углей. Я иду за миской.
По террасе пролетели чьи-то шаги, и с крыльца скатилась
Муся.
— Сереж, где ключи от гаража?
— Не знаю. А что, должен знать?
— Конечно, — Муся подошла поближе и улыбнулась, — ты же брал
барбекюшницу. Ключи у тебя.
— Да нет, — он похлопал себя по карманам, — нету.
— Мне нужно в погреб, — объявила Муся, — а ключей нет. Ты
гараж запирал?
Сергей улыбался доброй бессмысленной улыбкой, делавшей его
похожим на большого пса.
— Не знаю. Не помню. Пойду посмотрю. Муся, пошли посмотрим!
— А миска для мяса? — спросил Кирилл ему в спину, но Сергей
его не услышал. Как привязанный невидимой веревочкой, он шел за Мусей вдоль
дома, смотрел ей в затылок и улыбался.
Ну-ну.
Кирилл поднялся с низкой лавочки, отряхнул джинсы и тоже
пошел вдоль дома в сторону гаража. Он чуть-чуть не дошел, присел и стал
завязывать развязавшийся шнурок на ботинке.
— …я чуть с ума не сошел, — произнес за георгинами Сергей, —
ты за весь день ни разу со мной не поговорила.
— Нина Павловна бы от инфаркта умерла!
— Она и так и так умрет от инфаркта. Я все равно ей скажу.
Так больше невозможно.
Муся пискнула что-то невразумительное, и воцарилась тишина,
из которой явственно следовало, что за георгинами целуются.
