Затрещали кусты, как будто ломился кабан, раздался
удивленный присвист и снова треск.
Даже не оборачиваясь, Кирилл Костромин знал совершенно
точно, что навестить его за работой пришел знаток Ближнего Востока.
— Вот это да! — сказал Сергей. — Пока мы там трепались, вы
уже все сделали!
Он подошел и присел на обновленную лавочку рядом с Кириллом.
— Где это вы так научились скамейки ремонтировать?
Не отвечая, Кирилл дотянулся до своей майки и набросил ее на
плечи.
— По-хорошему бы надо еще столбы поменять, — сказал он тоном
деревенского плотника, — вы не знаете, здесь есть какое-нибудь не слишком
гнилое бревно?
— Понятия не имею, — ответил Сергей удивленно, как будто
Кирилл спрашивал его, не зарыт ли где-нибудь в саду самогонный аппарат. Кирилл
вздохнул.
— А у кого спросить?
— У Насти, наверное. Или у дяди Димы. Настя тут все знает, а
дядя Дима каждой весной в саду копается, чистит, листья сгребает. Бабушка не
любит никаких грядок. Не любила то есть. Она любила, чтобы был простор, трава,
старые деревья. Весной чтобы сирень цвела, летом пионы, а осенью астры. Зося
Вацлавна тоже в саду часто копалась, а я — нет. Я больше по книгам.
— Вам бабушка книги оставила?
— Да. Она смешная была. Думала, что они мне пригодятся для
научной работы.
Кирилл потушил сигарету. Сергей сам заговорил о том, что
очень интересовало Кирилла, и этим нужно было пользоваться.
— Пойдемте в дом, спросим у Насти про бревно.
— Слушайте, Кирилл, — вдруг начал Сергей решительно, — я
хочу вас спросить. Бабушке вы почему-то страшно не нравились. Вы что? Женаты? У
вас куча детей? И вообще говоря, вы кто? Инженер?
— Инженер?
— Ну да. Вы же физматшколу заканчивали.
— Нет, я не инженер.
Сергей поднялся с обновленной лавочки и сделал шаг вперед,
не давая Кириллу пройти.
— Я понимаю, конечно, что все это не мое дело, и вообще я
всегда веду себя глупо, как говорит моя матушка, но я хотел бы знать, что у вас
с Настей? Она моя сестра, и я…
— У меня нет детей и жены тоже, — сказал Кирилл. Несмотря на
то, что объяснение под кустом сирени напоминало сцену из романа, он испытывал
уважение к бледному арабисту и не хотел ему грубить.
— Тетя Александра все утро повторяет, что вы гоняетесь за
Настиным домом и вообще аферист.
— Я не аферист. У меня… бизнес, и я вполне самостоятельный
человек. Думаю, что пока рано бить мне морду. Когда будет пора, я скажу.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Сергей
улыбнулся.
— Очень глупо, — сказал он, и скулы у него покраснели. —
Ужас. Фу.
— Давайте на «ты», — предложил Кирилл, — так проще. Только
не надо никаких сокращений от моего имени.
— Ладно, — согласился Сергей осторожно. — На «ты» так на
«ты».
Кирилл Костромин был на «вы» почти со всеми из своего
окружения. Ему нравилось чувствовать себя как бы на некотором отдалении от
остальных. Непонятно было, почему ему захотелось быть на «ты» с совершенно
чужим человеком.
— Насте сейчас хуже всех, — сказал Сергей задумчиво, — она
была ближе всех к бабушке и… переживает ужасно. Бабушка всех нас любила,
конечно, но Настю особенно.
Это мы уже слыхали, подумал Кирилл.
— Если остальных любила, почему же все Насте оставила?
— Как — все? — не понял Сергей. — Она ей дом оставила,
потому что ей жить негде. Матери квартиру, Соне…
— Да, бриллианты, — перебил Кирилл, — а что это она так к
ювелиру заторопилась? Бриллианты оценить непросто, это целое дело. Особенно
старинные. А она моментально отнесла их куда-то, сказала, что продаст. Она что,
на бабушку из-за матери сердита?
— А черт их разберет, — вдруг резко сказал Сергей, — я в их
жизни ничего не понимаю. Пока был дядя Боря, все было хорошо. Он у нас большой
начальник был.
— И он тоже начальник?
— А кто еще начальник?
— Ну… дед. Волховстрой, генерал и все такое.
— А-а, — протянул Сергей, — деда никто из нас не помнит, я
имею в виду детей, а дядя Боря ушел от тети Александры всего лет десять назад.
Он был партработник. Черная «Волга» у него была, водитель, дача, квартира на
Невском, все как положено. А он возьми да и брось супругу и детей, да и женись
на секретарше. Тетя Александра тогда, по-моему, и свихнулась окончательно. То
есть она, конечно, всегда чокнутая была, но дядина выходка ее подкосила.
— В каком смысле чокнутая?
— Ну, она всех нас воспитывала в духе марксизма-ленинизма,
всегда делала всем внушения, даже бабушке, хотя бабушка никакого марксизма
отродясь не признавала. Мы, по ее мнению, должны были много трудиться на благо,
во имя и так далее, а Влад с Сонькой у нее только в заграничных шмотках ходили
и у папаши из буфета джин воровали, и мы его потом все вместе так шикарно пили
из рюмок. Нам, идиотам, даже в голову не приходило, что его надо водой
разбавлять или чем там? Тоником, что ли?
— Тоником, — подтвердил Кирилл.
— Влад был в десятом классе, когда его за фарцовку чуть под
суд не отдали, насилу дядя Боря кого-то уговорил. Он все же был не первый
секретарь обкома…
— А потом?
— А потом он ушел, из квартиры они съехали в какую-то
коммуналку, дачи не стало, заказов не стало, ателье не стало, ничего не стало.
Тетя Александра никогда в жизни не работала, а жить на что-то надо было. Она
попыталась у бабушки просить, а та ей отказала. Я подробностей никаких не знаю,
но вроде бы бабушка ей сказала, что она не инвалид и не многодетная мать,
вполне может сама себя прокормить, а Соне с Владиком обещала помогать и на
самом деле помогала. До самого последнего времени. Не зря она Соне ожерелье
завещала. Она очень ей сочувствовала.
— Почему?
Сергей пожал плечами:
— Ну как — почему? Потому что Соньке, после того как дядя
Боря исчез, хуже всего пришлось. Тетя Александра, конечно, ни на какую работу
не пошла, а Сонька стала спасать семью — медицинский бросила, устроилась
медсестрой в больницу на две ставки и еще уборщицей. Домой сутками не
приходила. Ухаживала за самыми тяжелыми, за которых никто не брался, — за
деньги, конечно. Ну и содержала и мать, и Владика отчасти. Бабушка ей какие-то
вещи покупала, я ни разу не видел, чтобы она носила. То ли у нее все тетя Александра
отбирает, то ли она сама не хочет, но работает она с утра до ночи, а потом
сидит возле матери, даже глаз не поднимает. Как монашка. Ну, ты же сам утром
видел!
