— Ты что? — спросил он, когда завывания тети Александры
остались за закрытой дверью. — С ума, что ли, сошел?
— Не сошел, — Кириллу было неловко, что он поднял такой шум,
— вы ее распустили совершенно. Или она на самом деле чокнутая?
— Да тебе-то что?! — тоже почти закричал Сергей. — Ты что,
перевоспитать ее хочешь?!
— Да мне плевать на нее! Я просто…
— А плевать, тогда молчи, и все!
— Да не все! Что это еще за богадельня, твою мать!.. Все
боятся, слова сказать нельзя! Она несет черт знает что, а все слушают, как
будто должны ей!..
— Да ты-то тут при чем?!
— Да, — сказал Кирилл, вдруг осознав, что он действительно
ни при чем, — это точно. Прошу прощения, я не нарочно.
Сергей сбоку посмотрел на него, и они помолчали.
— Ну что? — спросил Кирилл. — Теперь нужно идти Настю
спасать? Или лучше сразу в милицию сдаться, чтобы все успокоились?
— Соня все уладит, — ответил Сергей, — она всегда все
улаживает. Да черт с ними! — вдруг добавил он энергично. — Давай лучше книги
смотреть, мы же за этим пришли. Ты что читаешь? Детективы небось?
Кирилл усмехнулся:
— А ты не читаешь?
— Читаю. И бабушка читала. Вон две полки сплошь детективы. В
прошлом году мы с ней ревизию делали. Те, что совсем никуда не годятся, в сарай
вынесли, а какие получше, здесь оставили. Выбирай.
Кирилл наугад вытащил пухлую книжку, растрепанную не от
чтения, а от плохого качества бумаги. «Кровавые твари», вот как называлось это
произведение, и на обложке были нарисованы красотки, у которых с ногтей капала
кровь. На заднем плане — ясное дело — маячил значок доллара и дымящийся
пистолет.
— Блеск! — оценил Кирилл. — А Дика Фрэнсиса нет?
— Ото, — сказал Сергей почему-то весело, — ты у нас, значит,
образованный. Дик с Агатой на отдельной полочке. Это вам не «Кровавые твари».
Тут ищи.
— А где книги, которые тебе бабушка оставила, — спросил
Кирилл, вытащив Агату, — тоже здесь?
— Здесь, — согласился Сергей легко, — хочешь посмотреть?
Черт его знает.
Он производил впечатление человека, очень далекого от какой
бы то ни было реальной жизни, но Кириллу вдруг стало казаться, что это
обманчивое впечатление. Он даже стал прикидывать, как долго ему удастся
скрывать от Сергея, что он вовсе не тот Кирилл и что их дома, бриллианты и
книги интересуют его вовсе не потому, что он готовится выгодно жениться.
— Вот этот стеллаж весь мой. Кирилл присвистнул:
— Ве-есь?!
— «Ве-есь», — передразнил его Сергей. Глаза у него за
стеклами очков были веселые, как будто он брал Кирилла в сообщники. — Смотри.
Ты же хотел смотреть.
Это были совсем другие книги — тяжелые, толстые, в
прохладных кожаных переплетах с вытисненным сложным орнаментом, с латунными
замками и завитушками по углам.
— Они… старинные?
— В основном начала века. Это хорошие старые книги, но не
настолько старые и не настолько редкие, чтобы их можно было продать на аукционе
«Сотбис». Тебя ведь именно это интересует?
Кирилл расстегнул латунную пряжку и не открыл, а как будто
вошел внутрь книги. Листы были плотные, чуть пожелтевшие, вроде не бумажные,
полные таинственных значков.
— Что это такое?
— Где?
— Ну… вот.
— Что вот? — не понял Сергей.
— Что это за язык? — повторил Кирилл, чувствуя себя
придурком.
— Это арабская вязь. Ты что, никогда не видел? Кстати, ты
открываешь ее не правильно. Ее нужно смотреть с обратной стороны. У арабов все
наоборот.
Этого еще не хватало. Книги были на арабском языке.
— Они все такие?
— Какие такие?
От неловкости Кирилл разозлился.
— Я спрашиваю, — сказал он спокойно, как на летучке в своем
кабинете, когда выяснялось, что очередной директор завода в очередной раз
проворовался и ему грозит очередная отставка, — эти книги все на арабском
языке?
— Все, — подтвердил Сергей удивленно, — все до одной. Потому
мне их бабушка и оставила. Я занимаюсь арабским языком.
— И бабушка занималась?
— Нет. Почему?
— Тогда откуда у нее столько арабских книг?
— А, это еще дед собирал. Он тоже по-арабски не читал, зато
Яков читал. Ну, про которого Влад за завтраком врал, что он бабушкин любовник.
Это в основном его книги.
Опять Яков!
— А как они у вас оказались?
Сергей присел на корточки и стал выкорчевывать из полочной
тесноты еще одну книгу.
— Я даже толком не знаю. Вроде бы Яков ими очень дорожил,
они были у него в семье еще до революции, и, когда он понял, что его непременно
посадят, отдал их деду на хранение. И сгинул. И дед тоже сгинул. Время такое
было.
Ну да. Время.
Время все спишет. Война, блокада, репрессии, ночные аресты,
истерические парады, лагеря, тюрьмы, пересылки, десять лет без права переписки,
трудовой подъем, гордость, энтузиазм, хлеб по карточкам, ответ в анкете — «из
бедняков», перелицованные платья, счастливые улыбки, «широка страна моя
родная», арестантские вагоны, ад трущоб, роскошь дворцов, детские дома, где
каждую неделю мрут от туберкулеза и поножовщины — а что делать, время такое.
— Яков читал по-арабски?
— Понятия не имею. У бабушки теперь не спросишь. Только у
тети Александры, но она, как только тебя увидит, сразу в заливе утопится.
— Да, жди! Утопится она! — Кирилл еще поизучал книгу, а
потом спросил осторожно:
— А ты почему стал арабским заниматься?
— Не знаю, — Сергей пожал плечами, — меня это всегда
интересовало. Я вот тут сидел на полу, рассматривал книжки, и мне ужасно
хотелось узнать, что такое в них написано. Это ведь совсем не похоже на буквы.
Посмотри. Это же не шрифт, а произведение искусства, целая картина.
Значит, он рассматривал книжки. Вряд ли он брал их сам,
скорее всего ему бабушка давала. Значит, что-то было связано с ними такое, что
непременно нужно было продолжить, не дать пропасть, и бабушка старалась и
преуспела — внук выучил арабский язык.
