— Вроде давно, а что? После бабушки точно не топили, а когда
она топила, не знаю.
— Ты в нем ничего не жгла?
— Нет, Кирилл. А что такое? Он взял ее за шею под волосами и
повернул голову в сторону камина.
— Там пепел. Видите, дорогая наблюдательная мисс Марпл?
Откуда пепел, если камин не топили?
— Не знаю. Откуда?
Он засмеялся и погладил ее шею под волосами.
— И я не знаю. Вот видишь, у тебя спрашиваю.
— Ты думаешь, это имеет отношение… к нашим делам?
Кирилл притянул ее голову к себе на плечо и заставил сидеть
тихо.
— Вполне возможно. Очень трудно определить сразу, что имеет
отношение к нашим делам, а что не имеет.
— А Сонино ожерелье имеет? Пусти, Кирилл, мне так неудобно.
Он отпустил ее шею, и руке сразу стало холодно.
— Куда ты побежал с террасы? Ты что, думаешь, что это
какая-то ошибка и на самом деле оно ценное?
— Я не знаю, ценное оно или нет. Просто я был уверен, что в
полвосьмого никто не станет звонить из ювелирной конторы. Скорее всего они
работают как раз до четырех, да и то не каждый день. Мой мобильный у меня в
кармане. Другой мобильный есть только у Светы. Она говорила по мобильному,
когда я ее подслушал. Я проверил Светин мобильный, и оказалось, что именно с ее
телефона звонили сюда в полвосьмого.
— Как?!
— Да так. Мы с тобой слышали звонок, когда ты бросила меня
на кровать. Или за несколько секунд до этого.
— Я тебя на кровать не бросала!
— Теперь остается выяснить, кто именно звонил. В принципе
это мог быть кто угодно. Тетя Нина, например. Когда мы пришли, твоя мать
сказала, что она лежит. Она на самом деле лежала или звонила по Светиному
телефону?
— У тебя паранойя.
— Или Сергей? Где в это время был Сергей? Я предложил ему
поехать к ювелиру, но он отказался. Сказал, что без Сониного согласия ничего
предпринимать не станет. Почему? Очевидно, что Соня никакого согласия не даст.
Почему он не хочет ничего выяснять?
— Потому что не хочет Соня, — сказала Настя, враждебно глядя
на Кирилла.
Его самоуверенность и легкость, с которой он говорил о ее
родных, обвиняя их в очередной гадости, казались ей отвратительными. Он не смел
говорить о них так, как будто они пауки в банке, готовые истребить друг друга,
а он осторожно поднимает за лапку то одного, то другого и с удовольствием и
знанием дела объясняет ей, почему он дергается так, а не иначе.
— Я не знаю, в какой семье ты рос, — сказала она угрожающе,
— но в нашей семье не принято делать что-то против воли другого. Если Соня не
захочет, чтобы мы вмешивались, мы вмешиваться не будем. Ни Сергей, и никто.
— Это очень удобно, — согласился Кирилл и залпом допил виски
из нагревшегося стакана. — Человек, который звонил ей, был совершенно уверен,
что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше дело
техники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.
— Слушай, — сказала она, вдруг сообразив, что про звонок со
Светиного мобильного он ничего не выдумывает, — значит, это не ювелир звонил?!
— Потрясающая сила мысли, — пробормотал Кирилл, — просто
сногсшибательная. Нет. Не ювелир.
— Тогда кто?
— Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоей
драгоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в камине
тоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И я
совершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты не
догадываешься?
Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуя
вывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.
— Может, за лимоном сходить? — сама у себя спросила она. —
Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?
— Давай, — согласился он с готовностью, — а по какому
поводу? Из-за всеобщего человеческого свинства?
— Из-за того, что в моей семье тоже свинство, — проговорила
она с отвращением и налила стакан почти до краев, — давай. Ты первый.
Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно.
Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго и
старательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, но
двигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.
Он поставил ее у кровати и отвернулся, чтобы положить на
стол ее очки, а когда повернулся, оказалось, что она уже лежит, накрывшись
покрывалом, как была, в шортах и шлепанцах.
Тогда он подумал, что раздеваться и впрямь совершенно ни к
чему. Спать в джинсах куда удобнее. Он так и лег в джинсах, но потом
обнаружилось, что все-таки без них. Рубаха вроде была на нем, но точно
определить не удалось. Он потянул покрывало и долго соображал, как именно ему
накрыться, чтобы оказаться рядом с Настей, и все время оказывалось, что он
накрывается как-то не так и между ними несколько слоев плотной ткани.
Тогда он решительно встал с кровати и потянул за покрывало.
Настя поехала вместе с ним.
— Куда? — пробормотала она, подсовывая покрывало себе под
ухо. — Я сплю. Я не хочу никуда ехать.
Кирилл перестал тянуть и некоторое время постоял в
задумчивости. Замычав, Настя подтянулась повыше, и проклятое покрывало
свалилось, наконец, на пол. Кирилл лег и накрыл их обоих одеялом. Сразу стало
тепло, и Настя повернулась и обняла его. От ее волос пахло виски.
Почему? Она не лила себе виски на голову.
— Господи, как хочется спать, — пробормотала она, — хорошо,
что мы напились, правда?
— Отлично, — согласился Кирилл. Ему было жалко, что она
спит. Как будто он обнаружил, что у него украли что-то очень личное. Так оно и
было. Проклятая бутылка с виски украла у него ночь.
Зря они напились.
Настя ровно и почти неслышно дышала ему в шею. Все трудные и
неповоротливые мысли, которые ему не удавалось додумать до конца, под действием
виски стали легкими и скользкими, как маленькие речные змейки. Нет, как летние
тени над теплой водой. Лежать рядом с Настей было приятно.
Они молодцы, что напились.
Какой-то дурак вдруг стал дрелью сверлить голубое небо у них
над головой. Дрель визжала и вибрировала.
Посверлит-посверлит и перестанет. А потом опять Кирилл
открыл глаза и уставился в цветастый полог.
