— Я не могу, Кирилл, — проговорила она и посмотрела
испуганно, — я туда не хочу.
— Ничего не попишешь, — сказал он и подтолкнул ее вперед, —
все вами помыкают, и я тоже. Вам не привыкать.
Он стремительно пролетел мимо стойки портье, мельком кивнув
ему, мимо фонтанов, кожаных кресел, зеркал, цветов, мимо золотых дверей,
мраморных лестниц, китайских ваз, белого рояля, мимо колонн, сверкающих чистым
стеклом перегородок, и вырулил к бару.
— Садитесь, — сказал он, — садитесь и ждите меня.
Он дернул Соню за руку, и она проворно опустилась в кресло,
как будто спряталась. И подобрала ноги в потрескавшихся босоножках.
— Кофе, — приказал Кирилл подлетевшему официанту, — или вы
будете чай, Соня? Нет? Значит, два кофе. И мороженого, что ли! У вас есть
мороженое?
— Конечно, — уверил официант и вознамерился было положить
перед Соней тяжелую папку. Кирилл папку захлопнул и сунул официанту под мышку.
— Значит, мороженое. Да, и еще минеральную воду. Со льдом и
лимоном. А я пошел. Если все съедите и заскучаете, закажите еще. — Он вдруг
наклонился и поцеловал Настю. По-настоящему поцеловал, а не просто так
приложился. — И не вздумайте напиваться.
Официант смотрел во все глаза. Еще три дня назад Кирилл ни
за что не сделал бы ничего, что могло вызвать такое изумление. Теперь ему было
все равно.
Ну, почти все равно.
Он поднялся в свой номер, встретивший его привычным отельным
уютом и запахом свежих цветов, и первым делом снял с себя рубаху, которая липла
к спине. И помотал головой из стороны в сторону.
В затылке катался тяжелый свинцовый шарик — следствие удара
доской. Он становился то меньше, то больше, но совсем не исчезал. После кофе
Михаила Эрастовича, к примеру, он стал кататься особенно активно.
Кирилл подумал немного, зашел в ванную и полил голову
холодной водой. Счастье, наступившее после этой процедуры, было таким полным,
что он на несколько мгновений забыл, что ему нужно звонить, выяснять,
выспрашивать — продолжать свои сыщицкие изыскания.
Вчера в этом самом номере — неужели только вчера? — они с
Настей занимались не только сыщицкими изысканиями. У них было несколько более
интересное занятие, которому они посвятили основное время. Пожалуй, в Дублина
они совсем не станут выходить из отеля, и черт с ним, с океаном, темным пивом и
Джеймсом Джойсом.
Хотя тогда непонятно, зачем вообще тратить драгоценное время
на перелеты, вполне можно ограничиться именно этим номером в «Рэдиссоне», и
лететь никуда не нужно.
Кирилл засмеялся и сел к телефону.
Интересно, они уже выпили свой кофе или все еще пьют — его
Настя, вся изнывающая от сочувствия к Соне, и сама Соня, мечтающая добыть
фонендоскоп, чтобы «мама ни о чем не догадалась»?
Кирилл набрал номер, поздоровался и попросил своего
питерского партнера добыть какие-нибудь координаты бывших владельцев «Красна
Солнышка». Несколько удивленный партнер, который был уверен, что Кирилл в это
время как раз осматривает дублинские католические соборы, подумал немного и
сказал, что это довольно просто. Сам он никого не знает, но есть Павел
Анатольевич, который знает. Сейчас он перезвонит Павлу Анатольевичу, а потом
Кириллу Андреевичу.
Расчет был верным и на этот раз. В таком маленьком и не
слишком отягощенном коммерцией городе, как Питер, наверняка «большие» люди
знают друг друга в лицо и по номерам телефонов.
Через семь минут Кирилл уже разговаривал с бывшим
генеральным директором бывшего «Солнышка», который заново поведал ему всю
историю, уже со своей стороны. Повествование изобиловало неформальной лексикой,
и Кирилл чувства бывшего генерального вполне разделял. Генеральный был
откровенен до предела, потому что Кирилл был «свой», пришедший с нашей линии
фронта, и за пять минут Костромин узнал больше, чем если бы он год изучал
материалы следствия, включая имена и фамилии.
Расстались они почти друзьями, и Кирилл даже обещал звонить,
когда в следующий раз будет в Питере. Телефон он старательно переписал в
записную книжку.
Чем черт не шутит, может, и пригодится. Жизнь такая штука —
не знаешь, куда повернет.
Вот никогда в жизни он не помогал девицам с заглохшими
машинами, а тут вдруг помог и теперь может думать только о том, как бы ему
побыстрее остаться с ней в одной комнате и не выходить оттуда подольше.
Он закурил и, пока сигарета медленно таяла в пальцах,
сосредоточенно думал о предстоящем разговоре. Материала у него на этот раз было
достаточно, но все же подумать стоило. Ему не хотелось сесть в лужу в самом
начале, так ничего и не выяснив.
Сигарета дотаяла до фильтра, он решительно смял ее в
пепельнице и набрал мобильный номер.
Когда ему ответили, он весь подобрался и даже встал с дивана
и ушел с трубкой к окну, за которым плавился в небывалой жаре город
Санкт-Петербург. Самый лучший город на свете.
— Петр Борисович, — сказал он сдержанно, — меня зовут Кирилл
Андреевич Костромин. Мне посоветовал к вам обратиться Владимир Волин.
Так звали того самого ловкого парня, который слопал
«Солнышко» вместе со всеми лучиками и даже не поперхнулся.
— Да-да, — откликнулся солидный и положительный голос в
трубке.
Кирилл представил себе обладателя этого голоса — лысого, как
бильярдный шар, сладкого, как рахат-лукум, в очочках и с мягкими белыми руками.
И еще непременно в синем костюме.
— Мне нужна ваша помощь, Петр Борисович, — продолжил Кирилл,
— Волин сказал, что вы можете помочь.
— Я немного помог Владимиру Петровичу, — осторожно сказал
рахат-лукум, — у вас такое же… затруднение?
С этого момента начинался чистый экспромт, и Кирилл,
дотянувшись до пачки, закурил следующую сигарету.
— В вашем институте года три назад зарегистрировали торговую
марку «Северный олень». Это обувь. Теплая обувь для экстремальных климатических
условий. Видели рекламу?
— Не припомню, — признался сахарный Петр Борисович, — но
можно посмотреть.
— Да. Посмотрите, пожалуйста.
«Северный олень» придумался сам собой, но Кирилл отлично
знал, что, чем убедительнее и глаже человек говорит, тем безоговорочней ему
верят. А если при этом называть в разговоре какие-нибудь фамилии, о которых
собеседник знает, что они — свои, никакие проверки не потребуются.
— Они регистрировались года три назад, — продолжал Кирилл
настойчиво, — и я точно знаю, что у вас. Мне нужно, чтобы мой «Северный олень»
был зарегистрирован раньше. Волин сказал, что вы в этом все понимаете. Я-то
ничего не понимаю. Я бизнесмен, а не юрист.
