— Да, — Кирилл посмотрел на него, — ее убили. Только сначала
я должен рассказать про другое. Так сказать, по пути.
— Господи, кто это у нас там? — вдруг удивилась Юлия
Витальевна, и все как по команде повернулись и посмотрели в сад. Света вытянула
шею, забыв про то, что собиралась прикурить сигарету, и Владик приподнялся со
стула.
По газону бежала огромная черная собачища. Бежала не
торопясь, бесшумно и как-то по-хозяйски.
— Пошел вон! — крикнула Нина Павловна. — Чей это такой?
Что-то звонко упало на пол, упало и разбилось, и все снова
оглянулись.
— Оставь, Соня, — сказал Кирилл, — наплевать. Потом уберем.
Соня торопливо складывала один в другой осколки синей чашки,
и руки у нее тряслись.
— Здрасти, — раздалось с крыльца, — я пришел. Может, все-таки
подмогнуть надо?
— Нет, — сказал Кирилл, — помогать не надо. Это хорошо, что
ты пришел. Садись.
— Кто это? — спросила Нина Павловна и посмотрела на Кирилла.
— Меня Гришей зовут. Я пришел… к Соне.
Владик вдруг проворно вскочил с кресла, опрокинул его на
Гришу и суетливо побежал. Кирилл поймал его за шиворот, и он взвизгнул.
— Стоп. Никто никуда не бежит. Сядь. — Он толкнул Владика к
стулу, с которого вскочила Настя, но не отпустил, продолжал придерживать за
шиворот. — Сядь, я сказал.
Стало так тихо, что было слышно, как дышит на крыльце черная
собачища.
— Я… умираю, — прохрипела тетя Александра и стала валиться
на бок. Никто не шевельнулся, и она перестала валиться.
— Это Гриша, — сказал Кирилл и повернул Владика так, чтобы
он оказался лицом к Грише, — ты его видел. Правда?
— Кирилл, что происходит? — строго спросила Юлия Витальевна.
Гриша осторожно вернул кресло на место и сел, напряженно
вытянув левую ногу. Он смотрел только на Соню, которая держала в руках осколки
синей чашки, и у него было странное лицо.
— Это тот самый уголовник, в которого три года назад
влюбилась Соня и тем самым опозорила всю семью, — сказал Кирилл негромко. —
Познакомьтесь.
— Я — уголовник? — пробормотал Гриша и, оторвавшись от Сони,
посмотрел на Кирилла.
— Ты.
— Только этого нам не хватало, — пробормотала Нина Павловна,
— уголовника привел!
— Успокойтесь, — сказал Кирилл, — он такой же уголовник, как
вы, Нина Павловна.
— Что? — спросила Соня. Осколки мелко тряслись у нее в
руках, издавали отвратительный стеклянный звук. — Что ты сказал, Кирилл?
— Он такой же уголовник, как мы, — морщась, повторил Кирилл,
— все это было выдумкой от начала до конца. Нет никакой «Милицейской газеты».
Не было никакого портрета. Никто не печатал его фотографию в разделе «Особо
опасные преступники». Ты… успокойся, Сонечка. — В первый раз он назвал Соню
Сонечкой. — Я знаю, что глупо это говорить, но ты все-таки успокойся. Юлия
Витальевна, у вас есть валокордин, что ли?
— Нет! — вскрикнула Соня. — Мне не нужен никакой валокордин!
Я не понимаю, о чем ты говоришь! Зачем ты позвал его сюда?!
— Затем, что все это должно закончиться, — сказал Кирилл, —
твоя мать и твой брат выдумали всю историю с уголовником, потому что они не
желали, чтобы ты выходила замуж. Все ведь к этому шло, правильно? Ты вышла бы
замуж, и они остались бы вдвоем, и некому было бы варить им борщ, и неоткуда
было бы взять денежки на сигареты. Правильно я говорю?
— Я не уголовник, — сказал Гриша растерянно, — ерунда какая!
Ты что, думала, что я уголовник?!
И он поднялся с кресла, и сделал шаг, и остановился, так и
не дойдя до Сони.
— Владик сделал газету на своем компьютере, — продолжал
Кирилл, — сфотографировать тебя в больнице было просто. Идея была, разумеется,
тетушкина. И тетушкино же исполнение. Она подсунула газетку Соне, она дала ей
возможность принять снотворное, она «Скорую» вызывала, она ее в психушку сдала.
Только она не предполагала, что Гриша не поверит в то, что Соня его бросила, и
станет ее искать, и караулить, и даже на дачу за ней попрется. Ну как? Пока все
верно?
Гриша вдруг коротко хрюкнул и что есть силы стукнул ладонью
по столу. Чашки подпрыгнули, новый чайник изрыгнул облачко пара, зазвенели
рассыпавшиеся из плетенки ложки, и вскрикнула Света.
— Ты думала, что я… уголовник?! — с безмерным изумлением
произнес он, и Кириллу показалось, что он сейчас разрыдается. — Значит, все это
время, что я… что мы… и все из-за того, что ты думала, будто я — уголовник?!
Он взялся за голову странным, очень не шедшим ему движением
и неловко плюхнулся обратно в кресло, подвернув больную ногу.
— Тетя, — вдруг очень громко сказал Дмитрий Павлович, —
тетя, это правда?! То, что говорит Кирилл?!
Тетя Александра выпрямилась в кресле, глаза у нее горели
инквизиторским огнем, и дышала она ровно и глубоко.
— Мерзавцы, — сказала она негромко, — сволочи. Подонки. Это
ты им рассказал, слизняк? — спросила она у Владика. — Ты, ничтожество, шлюха?
— Нет, — забормотал Владик, которого Кирилл так и не
отпустил, и стал в панике перебирать ногами, как будто хотел отодвинуться от
матери, — не я! Не я, правда!
— Да ерунда это все. Никто и ничего мне не рассказывал, —
сказал Кирилл брезгливо, — все и так стало ясно, как только Света меня
посвятила во все подробности жуткой Сониной истории. Я все проверил. И все это
вранье от первого до последнего слова.
— Я так хорошо все придумала, — продолжала тетя Александра с
сожалением, — отлично придумала. Моя дуреха никогда бы не догадалась. Если бы
ты ей не сказал! — и, размахнувшись, она кинула в Кирилла чашкой.
Он не успел ее поймать, потому что не ожидал такой прыти от
тучной тети Александры. Чашка ударила его в висок. Голове сбоку стало больно, и
что-то горячее потекло по шее.
— Кирилл! — вскрикнула Настя.
— Тихо! — Кирилл вытер ладонью то горячее, что текло по шее,
и очень удивился, увидев кровь. — Все в порядке. Не пугайся. Она просто
бесится.
— Я? — спросила тетя Александра и засмеялась мелким
ненавидящим смехом. — Я тебя ненавижу! Ты еще поплатишься за свои дела. Со мной
все равно ничего нельзя сделать, я преступлений не совершала. А вот ты пойдешь
в тюрьму, потому что ты чуть не прикончил Сергея!
— Почему ты не сказал ей, что ты не уголовник? — спросил
Кирилл и снова вытер щеку. — Почему ничего не объяснил?
