— Я не знал, что объяснять, — ответил Гриша хрипло, — она не
разговаривала со мной. Она только все повторяла, что мы больше никогда не
увидимся. Я пытался спросить, а она…
— Я думала, что он убийца и бандит, — проговорила Соня и
вдруг бросила осколки чашки на пол. Они зазвенели, покатились. — Я думала, что
милиция его ищет. Я думала, что он скрывается. Я говорила ему, что все знаю,
чтобы он уходил, а он все не уходил…
— Сонечка, — сказала Света и заплакала, — бедненькая.
Сонечка, как же так?..
— А я все понять не мог, что она знает, — сказал Гриша
Кириллу, — она мне все — я знаю, знаю, я про тебя все знаю, а я думаю, что она
знает?
— Она осталась бы со мной, если бы не ты, — тетя Александра
все смотрела на Кирилла, сузив инквизиторские глаза, — она ни о чем бы не
догадалась. Куда ей! Она всю жизнь была дурой. Она исполнила бы свой долг до
конца, а ты помешал! Ты все испортил, подонок!
— Она приготовила шприц и ампулы с барбитуратом, — сказал
Кирилл устало, — она собиралась исполнять свой долг еще совсем чуть-чуть.
Верно, Соня?
— Я хотела еще один раз сказать ему, что мы больше не
увидимся, — тускло выговорила Соня, — он ушел бы, и я бы…
— И ты сделала бы себе укол, — закончил за нее Кирилл, —
такой, от которого ни одна «Скорая» не откачала бы. Конечно. Ты любила
уголовника, опозорила всю семью, чуть не загнала в гроб мамашу и продолжаешь
тайно с ним встречаться! Только одно и осталось — на тот свет.
— Соня, — спросил Гриша испуганно, и она наконец подняла на
него глаза, — ты что? С ума сошла?
— На тот свет! — фыркнула тетя Александра. — Да у нее духу
бы не хватило! Вы посмотрите на нее! Служанка! Мозги, как у курицы, а может, и
тех нет! Разве она сможет жить одна, без меня? Да она сдохнет через неделю,
потому что ее надо на поводке водить, а ты ее с поводка спустил!
— Вас бы на поводке водить, тетя, — вдруг с силой сказал
Дмитрий Павлович, — да еще в городском саду за деньги показывать, как обезьян в
былые времена.
— Нет, Дима, — Юлия Витальевна встала, подошла к его креслу
и стала за спиной, — мы виноваты. Мы тоже сразу поверили. Мы сразу осудили. Мы
ничего не хотели узнавать. Она на нас надеялась, бедная девочка, а мы ее… На
нас и на бабушку. И вон что вышло.
— Дура! — сказала тетя Александра дочери. — На коленях
приползешь, слезами умываться станешь — не приму. Прокляну, — добавила она
равнодушно, — и тебя, и твоего ублюдка. Всех прокляну.
— Воля ваша. — Кирилл отпустил Владика и вытер о штаны руку.
Не ту, которая была измазана кровью, а ту, которой держал его за шиворот. — Так
что ты правильно пришел, Гриша. Молодец. Только все-таки зря ты меня по голове
лупил.
— Это он? — спросила Настя. — Он тебя тогда ударил?
— Я, — сознался Гриша, — я ведь думал, что ее родные не
пускают. Про уголовника я не догадался, конечно, думал, просто так, не хотят. Я
же не подарок судьбы, — и он серьезно взглянул на Соню, которая тряслась как в
ознобе. — Нога у меня… И работа не так чтобы очень красивая. Мастерская у нас,
— зачем-то объяснил он семье, — мы с другом вдвоем рамы делаем на заказ. Кто
богатый и хочет непременно, чтобы рамы были из дуба или там из березы
карельской. Мы делаем и продаем. Жить можно. Только на «Мерседес» я пока не
заработал.
— А на что заработал? — вдруг спросил Дмитрий Павлович, и
Гриша обстоятельно объяснил:
— На «Ниву». Хорошая машина. Надежная, и собаку удобно
возить.
— А Кирилла зачем стукнул? — Это Настя вступила. За спинками
кресел она пробралась к Соне и взяла ее за руку.
— От злости. Я думал, это опять за ней следит кто-то. Думал,
хоть ночью дадут поговорить, и не вышло. Думал, проучу, как следить за ней!..
Она-то как увидала, что я его стукнул, так чуть сама не умерла. Уйди, говорит,
не показывайся больше, знать тебя не хочу! Я не знал про уголовника-то…
— Этого не может быть, — пробормотала Соня, — не может этого
быть.
— Да, — вспомнил Кирилл, — ожерелье. Ожерелье, дорогая тетя
Александра, осталось в мастерской, так что вряд ли теперь вам удастся его
заполучить. Это Владик звонил? Вы его надоумили?
— Пошел ты, щенок, — сказала тетя, — она еще подавится этими
камнями. Она и ее недоумок. Пусть забирают и катятся. Мне не нужна такая дочь.
Так и знай, — она повернулась к Соне и потрясла у нее перед носом пальцем,
похожим на сардельку, — матери у тебя больше нет! Променяла ты мать на чужого
мерзавца! И ничего у тебя с ним не выйдет. Никогда. Это уж я тебе точно говорю,
потому что знаю тебя, идиотину!..
— Сонечка, сядь, — попросила Настя и пододвинула кресло, —
сядь, пожалуйста, и не слушай ты ее!..
— Как же это? — вдруг спросила у нее Соня. — Почему? За что?
— За то, что такая дура, — ответила тетя Александра и
отвернулась.
— С этим все ясно, — быстро проговорил Кирилл, — все
выскажутся попозже, во время прений. Переходим к основному вопросу повестки
дня.
Он нервничал и понимал, что говорит что-то не то, но у него
не было сил на политес.
— Агриппина Тихоновна не роняла в воду фен. Она умерла от электрического
разряда, не имевшего отношения к фену. Сначала я увидел, что пробки выбило
как-то странно, а потом Настя сказала, что фен, который бабушка якобы уронила,
вовсе не тот, который она подарила ей на день рождения. У нее был только один.
Значит, убийца забрал ее фен себе, а в ванну сунул какой-то другой. Я не знаю,
зачем он это сделал, от жадности, или по глупости, или по недосмотру, но Настя
догадалась, что бабушку убили, и таким образом я оказался в вашем доме. Настя
хотела разобраться в этом, и я должен был ей помочь.
— То есть ты на самом деле не тот Кирилл, которого видела
мама? — уточнила Нина Павловна.
— Нет. Не тот. Но это совершенно неважно. Настя показала мне
бабушкин дневник, где было написано среди прочего, что ее беспокоят Настя, Сергей
и Людочка. С Настей и Сергеем все более или менее ясно. Из-за Насти она
беспокоилась потому, что та встречалась с Кирой, а бабушка считала, что он
дрянь.
— Кира — это тот, другой Кирилл, — объяснила Настя, не
выпуская Сонину руку. Кириллу хотелось, чтобы она слушала его, но она слушала
плохо, все смотрела на Соню, как будто контролируя ее и опасаясь, что с ней все
еще что-то может случиться.
— А Сережка? — спросила Нина Павловна.
— Сергей влюблен в Мусю, — бухнул Кирилл, и Нина Павловна
вытаращила глаза, — и бабушка об этом знала. Вообще, ваша бабушка была женщиной
необыкновенной. Во всех отношениях.
