Женщина громко объявляет, что она – та самая клиентка, звонившая насчет забытого в салоне мобильного телефона; Юлечка просит ее подождать несколько минут – обеденное время, человек, занимающийся этим вопросом, как раз отошел.
Женщина со вздохом просто падает на стул для посетителей, говорит громко:
– Я все понимаю, но нельзя ли побыстрее, я и так без телефона за сутки просто извелась...
Я перевожу на нее вопросительно взгляд.
– Да-да, – кивает она быстро головой, – для меня теперь каждая минута разлуки с телефоном равносильна личной драме! И вот надо же было такому приключиться! Как человеку становится необходим телефон, человек его немедленно теряет!
Женщина молчит и барабанит пальцами по пухлому колену. Внезапно поворачивается ко мне всем корпусом и спрашивает совсем неожиданное:
– Доводилось ли вам испытывать удивительное чувство, когда несколько случайных слов полностью переворачивали ваши представления о чем-то очень важном?
Я молчу. Как ни удивительно, но у меня есть ответ на этот вопрос, причем утвердительный. Судя по торжественному и горделивому виду женщины, обрамленной рыжей лисицей, она тоже испытала это удивительное чувство. Мне показалось, совсем недавно.
СОВСЕМ НЕДАВНО
Официантка Лада была похожа на куклу Барби в оригинальном исполнении и хорошо знала это. Волосы ее были светлые, как луна, глаза – голубые, как море, грудь – высокая, как небо, ноги – длинные, как полноценный рабочий день. Еще Лада умела наивно улыбаться и красиво взмахивать ресницами, что ставило ее много выше Барби, глаза которой не закрывались в принципе.
Охотно пообщавшись с крепким мужчиной в дорогом темном костюме – он упросил ее заказать себе кофе за его счет, выбрала большой латте и классический чизкейк, ничего лишнего, шоколадная глазурь и творожный крем, – Лада выдула розовый пузырь из жвачки и переместилась к соседнему столику.
За ним сидела, как и каждое утро, полноватая женщина со скучным узлом волос неопределенного цвета – темно-русого? Светло-пепельного? Ладе было безразлично.
Женщина пила эспрессо, пренебрегая сахаром. «А толку-то, – презрительно усмехалась Лада, – все одно толстушка». Еще она постоянно что-то записывала в объемный блокнот из дорогих, Лада разбиралась в статусных вещах, а глянцевые нелинованные листы даже на вид выглядели статусно.
«Стихи пишет, – иногда думала Лада, – о любви мечтает». Но чаще Лада ни о чем не думала, а уж о странных посетителях кофейни тем более.
Полноватая женщина называлась Вероникой, блокнот она купила в Амстердаме, действительно дорогой, любила хорошие канцелярские принадлежности, но стихов в нем не писала. Вероника опустила глаза. Сделала еще глоток горького кофе. Крепкий, обжигающий.
Это превратилось в необходимый ритуал, перед тем как она открывала дверь рабочего кабинета. Ей было необходимо с утра задать четкий план новому дню, осмыслить прошедший день. И мечтала Вероника не о любви. Она допила кофе, звякнула чашечкой о белое блюдце и записала в блокноте.
Сладкий Бог, белоснежный сахарный идол в шапке из взбитых сливок, украшенной бутонами кремовых роз. Постамент твой сложен из ванильного пломбира с изюмом, уста твои заполнены горячим питьем из бобов какао, дыхание твое благоухает корицей и немного вишней. Время твое – время сливочной помадки, рассыпающейся маслянисто халвы и клубничной карамели, твои деньги – марципановые монетки, считать – не пересчитать. Твое шоколадное полое сердце плотно упаковано в золоченую фольгу и изящно перевязано алой и кудрявой лентой.
Твоя блаженная Вселенная имеет центр – он везде, он нигде. Никуда не выйдешь из хрустящей глазурованной оболочки, никогда не избавишься от засахаренного отштампованного сознания.
Не благоухая ванилью, ты выпадаешь из жизни. И никому нет до этого дела в кондитерском мире. Мужчины смотрят сквозь тебя или мимо, выхватывая жадным взглядом юных леденцовых красавиц, припадают к их гладким ногам, целуют в зефирные щеки, ласкают клюквенные соски, строят пряничные замки на сахарном песке.
Вероника подняла голову от записной книжки, привлеченная нежным разговором за соседним столиком. Краснолицый коротконогий мужчина лет пятидесяти, с характерным «пивным» брюшком и остатками седоватых волос на голове интимно склонился над девушкой двадцати лет в ярко-красной блузке, туго натянутой на массивном бюсте.
– Что будешь кушать, дорогая? – бархатно проворковал мужчина, краснея еще пуще; такая опасная краснота наводит на мысли об апоплексическом ударе, тонометре и инфузионной терапии.
– Капучино, корзиночку с клубникой и творожный эклер, – промурлыкала девушка и быстро-быстро облизала языком капризно надутые губы в перламутровом помадном сиянии. Вероника вздохнула, взяла ручку снова.
Написала: эти с...
Ей было сорок, она ни разу не была замужем и не имела детей.
Двадцать лет назад казалось, что интеллект и неординарность могут сделать женщину обворожительной, интересной и в конечном итоге – любимой.
Вероника, отставив внешнюю непрочную оболочку, работала над внутренним содержанием. Ничего сладкого. Музыкальная школа. Симфонические утренники. Театральные постановки. Публичная библиотека, читальный зал. Лекции общества «Знание». Шахматный клуб. Уроки французского. Вероника усердно трудилась, начиная с юного возраста, в надежде встретить единственного и неповторимого.
Где-то на полпути вспомнила про неохваченное вниманием домоводство. Спохватилась. Курсы кройки и шитья. Европейской кухни. И русской, и соседствующих народов. Немного экзотики: китайская, японская. Но ничего сладкого.
– Еще кофе, женщина? – небрежно поинтересовалась у Вероники официантка, бедж на пышной груди сообщал, что ее зовут Лада.
– Нет, спасибо, – Вероника оторвалась от своих записей и поизучала немного девушку, – спасибо, Лада.
Лада равнодушно пожала плечами и забрала грязную чашку себе на поднос. Нераспечатанные пакетики с сахаром весьма уместны. Удивительно, до чего опытная официантка может сократить свои расходы на разную бакалею и кондитерские изделия! У Лады в хрустальной конфетнице резным ведерком – горы неиспользованного клиентами, аккуратно упакованного сахара.
Два года назад Вероника рассталась со своим предпоследним на сегодняшний день мужчиной. Он – крупный государственный чиновник, – разумеется, был женат, разумеется, воспитывал взрослеющих детей, старших школьников, предпочитал, чтобы его называли по фамилии – Бучин. Они познакомились на каком-то официальном мероприятии, и Вероника записала несколькими часами позже в свой блокнот того времени:
«Бучин... Удивительно, но, описывая его, мне так и хочется использовать частицу „не“: он не молодой, не старый, не высокий, не низкий, не злой, не жадный, не красавец, не уродлив... Превосходно разбирается в винах, гурман и ценитель хорошей еды, полчаса рассказывал о непревзойденном вкусе настоящего тирамису и съел несколько пирожных, получая несказанное удовольствие».
