Андрей чувствовал, что внутри нарастает непонятное
сопротивление. Ему было неприятно слушать старого доктора, и неприятно было то
раздражение, которое вызывали в нем слова Юркунса. Он не понимал сам себя, и от
этого злился еще больше. Да что он себе вообразил, этот старый провинциальный
докторишка? Что может вот так, пообщавшись с совершенно незнакомым человеком
пару часов, выпив с ним по рюмке коньяку, за здорово живешь выворачивать его
наизнанку и рассказывать ему правду о его душе? Чушь! Самоуверенное
шарлатанство. Да как он смеет указывать ему, Андрею, что нужно делать, чтобы
его жизнь стала лучше? Жизнь у него и без того очень даже неплохая, и без
советов его непрошенных он как-нибудь обойдется. И с чего он взял, что Андрей
постоянно думает о своем биологическом отце и стыдится его? Да он и не думает о
нем вовсе, и до самой смерти не вспоминал бы, если бы не стажировка, не
посольства и не свидетельство это дурацкое, которое приходится раздобывать
всеми возможными способами. Вот получит завтра повторное свидетельство о
смерти, отнесет в посольство – и все. И никакого Олега Петровича Личко в жизни
Андрея больше никогда не будет, как не было его и раньше. И обсуждать тут
нечего.
Он резко выдернул свои пальцы из руки Юркунса, сделав вид,
что хочет налить себе коньяку.
– Я понимаю,– неожиданно мягко заговорил
доктор,– вам мои слова кажутся странными и неуместными. Вы хотите
возразить мне, что и без того не думаете о своем отце, нет у вас в голове таких
мыслей, и вам совершенно все равно, что с ним когда-то там, в незапамятные
времена, произошло, потому что этого человека никогда не было в вашей жизни и
уж больше не будет.
Андрей ошарашенно посмотрел на него и машинально опустошил
одним глотком всю рюмку.
– Я не…
– Хотите-хотите, я же вижу. Торопиться нам некуда, ночь
впереди длинная, так что вы меня послушайте. У каждого человека есть два
родителя, этот закон природы никто пока не отменил. Даже при искусственном
оплодотворении, даже при использовании банка спермы – все равно так или иначе
присутствуют мужчина и женщина. Человечество, голубчик мой, существует так
давно, что представление об обязательном наличии мамы и папы закреплено на
генном уровне, и с этим ничего поделать нельзя. Да и не надо. Более того,
человеческий ум устроен таким образом, что он во всем ищет аналогии с
собственной жизнью, ибо каждый человек сам для себя – центр вселенной, и в этом
нет ничего плохого. Для каждого человека важнее всего на свете – он сам, его
чувства, его потребности, его переживания. Именно поэтому он все соотносит с
собой. И как только в окружающем его информационном поле появляются упоминания
о чьих-то родителях, он мгновенно вспоминает о своих собственных. Порой
осознанно, порой неосознанно, но вспоминает. Вы идете по улице и видите мужчину
с маленьким мальчиком, вы понимаете, что это отец и сын, и ваше подсознание
автоматически соотносит увиденное с вашим собственным опытом, возникает образ
отца и тут же выплывают все связанные с ним эмоции, хотя вы их, разумеется,
чаще всего и не замечаете, вы даже этого мужчину с мальчиком могли не заметить,
шли себе задумавшись и внимания не обратили, но глаз-то ваш их увидел и команду
в мозг на обработку информации послал, а мозг быстренько отправил в
подсознание, поскольку сознание ваше в этот момент занято какими-то важными
мыслями да и вообще оно про отца думать не любит. Ну, не любит – и не надо, у
вас для обработки такой нелюбимой информации есть подсознание, которым вы
управлять не можете, приказать ему не можете, и на вкусы ваши и пристрастия ему
глубоко наплевать, оно живет по своему собственному разумению, а не по вашему.
Или другой пример: смотрит человек кино по телевизору, а там герой говорит:
«Какие вкусные пирожки, прямо как у моей мамы». И тот, кто это кино смотрит,
машинально вспоминает свою маму, и если в его воспоминаниях тоже присутствуют
вкусные пирожки, он испытывает мгновенное приятное чувство. А если к тому же
мамы уже нет в живых, чувство может оказаться грустным, человек может даже
всплакнуть. Если же никаких пирожков мама не пекла, чувство будет окрашено
легким сожалением, мол, у меня так не было. А если с мамой были постоянные
тяжелые конфликты, душа вспомнит и об этом, и возникнет некоторый эмоциональный
дискомфорт. Мгновенный, как легкий укол, человек его даже не заметит. Более
того, он может и не заметить, что в этот момент вспомнил маму. Но это все на
уровне сознания. А на уровне подсознания все фиксируется, ничто не проходит
бесследно. И ранка от уколов становится все глубже и глубже, она начинается
гноиться, воспаляться, расширяться. Образ родителей, информация о родителях
присутствуют постоянно, она кругом, ее очень много, просто вы не привыкли
обращать на нее внимание. Вашему сознанию она не нужна, а ваше подсознание
принимает ее всю, и как оно реагирует? Только не надо мне говорить, что
информацию об отцах вы соотносите с образом второго мужа вашей матушки, который
усыновил вас, дал вам свою фамилию и даже отчество, воспитывал вас и стал вам
добрым другом. Это все так, не спорю, но на генном уровне вы не можете
отрицать, что у вас есть еще и родной отец, которого вы столь упорно именуете
не родным, а биологическим. И каждый раз, сталкиваясь в окружающем мире с
образом или понятием «отец», ваше подсознание соотносит его не с вашим отчимом,
а именно с Олегом Петровичем Личко. В течение тринадцати лет, изо дня в день,
каждый час, каждую минуту ваше подсознание, улавливая понятие «отец», порождает
болезненный укол, потому что вы знаете, что Личко – человек недостойный,
ненормальный, чудовищный, и вы не хотите быть его сыном. Вам стыдно и противно
чувствовать себя его кровным родственником. Вы пытаетесь защититься от этого,
делая вид, что Личко не имеет к вашей жизни никакого отношения, но если сделать
вид, что проблемы нет, она ведь не исчезнет, она просто превратится в проблему,
загнанную вглубь, а это куда опаснее. Когда проблема явственно видна, вы
осознаете необходимость что-то с ней делать, как-то бороться, когда же она
загнана вглубь, вы ничего с ней не делаете, не боретесь, не противостоите ей, и
она живет себе вольготно, пускает корни, расширяется, углубляется, и в один
прекрасный день вылезает в вашей жизни в чудовищном виде, потому что пока
проблема маленькая, ей хватает места в вашем подсознании, но когда она
разрастается, ей становится тесно и она ищет новые просторы. А знаете, где она
их находит? Сначала в вашем сознании, потом в вашем поведении. Она появляется в
ужасающем облике и начинает разрушить всю вашу жизнь, вашу работу, карьеру,
ваши отношения с людьми, с коллегами, с родственниками, с самыми близкими. А
потом она разрушит ваши отношения с самим собой. Вы превратитесь в тяжелого
невротика, за этим последуют либо алкоголизм, либо большая психиатрия. Как вам
такая перспектива? Поймите, голубчик мой Андрей Константинович, душевный мир
человека напрямую зависит от того, может ли он любить и уважать своих близких.
Родители, дети которых оказались недостойными людьми, никогда не найдут
душевного мира, они обречены на внутренний разлад, потому что как родители они
не могут своих детей не любить, но как личности, как индивиды они не могут их
уважать. И этот диссонанс разрушает их жизнь. То же самое можно сказать и о
детях. Человек генетически приспособлен для любви к своим родителям, и если по
каким-то причинам приходится их не любить, не уважать, даже презирать, возникает
точно такой же диссонанс, потому что рассудок входит в конфликт с природой. Вы
можете мне тысячу раз повторить, что у вас все не так, и все это не про вас, и
вы об Олеге Петровиче вообще не думаете и не вспоминаете о нем, но я вам не
поверю. Не потому, что вы меня обманываете, а просто потому, что вы не знаете.
А я знаю. И если вы хотите сохранить душевное здоровье, воспользуйтесь тем, что
я вам рассказал. Узнайте правду, выясните, как все было на самом деле, чтобы
уколы в вашем подсознании стали менее болезненными или исчезли вовсе. Я не жду
от вас сейчас никакого положительного ответа, мне не нужно немедленное
подтверждение моей правоты, потому что я и так знаю, что прав. Вы только
подумайте над моими словами, прислушайтесь к себе повнимательнее, а потом решайте.
