– После,– он потер глаза пальцами.– Конечно,
после. Спустя несколько месяцев примерно.
– Ну вот видите. Как это произошло?
– Я нашел у себя поясок от детского платьица.
– И что? Ну, нашли поясок, и что в этом страшного?
– Я тоже сначала подумал, что ничего, и ради смеха рассказал
Славе Ситникову, а он…
Значит, все-таки Ситников. Вместе со своей любовницей
Шляхтиной. Ну ладно, Елена мстила за то, что ее отвергли, ибо, как известно,
нет фурии страшней в аду, чем отвергнутая женщина. Но Ситникову-то это зачем?
Если бы фраза о шевелящихся на голове волосах не была
идиомой, я бы поверил, что волосы у меня на голове действительно шевелятся от
ужаса. То, что рассказывал Аргунов, далеко выходило за пределы моего понимания
и знания людей.
Но зато все складывалось одно к одному.
* * *
На обратном пути Шурик Вилков беспрестанно рассуждал вслух,
ерзал, подпрыгивал и активно мешал мне вести машину, но я в тот момент готов
был простить ему все. Через каждые три минуты он гордо восклицал:
– Нет, ну скажи, что я не гений! Только попробуй скажи!
– Ты – гений,– искренне отвечал я.– Потому что
ты ночь не спал и придумал версию, которая оказалась правильной.
– То-то же,– удовлетворенно говорил Шурик и снова
кидался в обсуждение всего того, что мы узнали в доме Аргуновых.
Я отвез его на службу и поехал в свой околоток. Хоть Валька
Семенов и обещал меня прикрыть, но надо же и честь знать. Сегодня по плану у
меня помимо прочего намечена проверка семей наркоманов, и это я, пожалуй,
вполне успею сделать до конца рабочего дня. Не думайте, что я такой наивный и
полагаю, будто своими надзорно-контрольными мерами могу хоть кого-то удержать
от приема наркотиков. Конечно, не могу, и даже не пытаюсь, потому что если
человек хочет быть счастливым, не прилагая к этому ни физического, ни
интеллектуального, ни эмоционального труда, то убедить его, что это
неправильно, невозможно. Но ведь почти у каждого наркомана есть семья, то есть
близкие люди, которые страдают морально, а зачастую и материально, если болезнь
доходит до той стадии, когда наркоман начинает тащить из дома деньги и ценные
вещи, чтобы купить дозу. И этих людей, то есть членов семьи, я должен хоть
как-то защитить, хоть чем-то им помочь, пусть не делом, а только лишь тем, что
подставлю плечо, в которое они могут поплакать. И не думайте, что этого мало.
У Федькиных дверь мне открыла Женя, сорокалетняя ухоженная
женщина, сын которой, восемнадцатилетний обормот Леша, уже два года сидел на
героине. Женя билась изо всех сил, чтобы заставить его лечиться, а я пытался
следить за тем, чтобы их потребителя Лешка не превратился в мелкого пушера, то
есть сбытчика. Путь из потребителя в сбытчики короткий, потому что человеку
нужна доза, и он готов на все, чтобы заработать. Потребление наркотиков –
болезнь, а вот сбыт – это уже преступление, статья.
Выглядела Женя плохо, лицо было опухшим, глаза заплаканными.
– Игорь, он умирает! Три дня назад его увезли на «скорой» с
передозировкой, откачали, но выяснилось, что у него гепатит «С». Врачи говорят,
что очень запущенный, они боятся, что уже некурабельный.
Некурабельный – значит, неизлечимый. Но я, увы, неплохо знаю
нашу медицину, не в том смысле, что разбираюсь в ней, а в том, что представляю,
как организована медицинская помощь и как работают некоторые врачи. Верить им
нельзя ни в коем случае, потому что иногда бывает, что врачи пугают специально,
чтобы раскрутить родственников больного на бабки, особенно если видят, что
перед ними люди состоятельные и бабки у них есть. По Жене и ее мужу видно
сразу, что они – люди далеко не бедные, и стало быть, с них можно поиметь, если
правильно организовать дело.
– Что предлагают?– деловито спросил я.–
Американский препарат? Или швейцарский?
– Швейцарский.
– По пятьсот долларов за ампулу?
– По шестьсот пятьдесят. Но успех не гарантируют. Ой, Игорь,
я уж на все готова, я все продам, только пусть его вылечат! Пусть он не
умирает!
Женя принялась рыдать, уткнувшись мне в плечо. Все
правильно, цены растут, два месяца назад в аналогичной ситуации в той же самой
частной больнице за тот же самый «швейцарский» препарат просили по пятьсот. На
самом деле препарат был немецким, давно и хорошо известным, и стоил, насколько
мне известно, по тридцать восемь евро за ампулу. Как говорил незабвенный
Райкин, дурят нашего брата, ой, дурят!
Пока Женя плакала, я свободной рукой достал из кармана
мобильник и позвонил Свете Безрядиной. Ее муж Борис давно и неизлечимо болен,
причем болезнь у него «спящая», жить не мешает, но может проснуться и привести
к летальному исходу от любой нагрузки на организм, начиная от выпивки, перелета
самолетом или банального гриппа и заканчивая переломом ноги. Светка трясется
над его здоровьем, учит наизусть медицинскую литературу и старается быть в
курсе всех фармакологических новинок, дабы в случае опасности оказаться во
всеоружии.
– Свет, что есть эффективного по гепатиту «С»?–
спросил я.
Она тут же назвала препарат, между прочим, наш, российский,
по вполне приемлемой цене, и сказала, что в случае надобности назовет адреса и
телефоны фирмы, где его можно заказать. Женя немного успокоилась, записала
Светкин телефон и, провожая меня, даже начала улыбаться. Ей дали возможность
выплакаться и надежду, а это совсем немало. И пусть в моей работе нет засад,
выстрелов и головокружительных погонь, зато в ней есть люди, которые знают, что
не останутся наедине со своим горем. Каждому, в конце концов, свое, кому
громкое торжество справедливости, а кому – тихое спасибо. Одно «спасибо» я
услышал сегодня от бедолаги Аргунова, которого, как последнего лоха, «развел»
его дружок Ситников, второе последовало от Шурика Вилкова, который, как я уже
говорил, отличался умением быть благодарным, третье я услышал только что. Целых
три «спасибо» за один день! Ради этого стоит жить, а?
Окрыленный и переполненный положительными эмоциями, я
вернулся домой, переоделся и поехал на Старый Арбат на свидание с Юлей.
Глава 10
Я все смотрел на Юлю и пытался понять, красивая она или нет.
Как я ни старался, у меня не получалось взглянуть на ее глазами постороннего
мужчины, который просто проходит мимо и попутно, привычно и мимолетно оценивает
попадающихся навстречу девушек. Нет, не получалось. Я смотрел на нее и
постоянно думал о том, что мне хочется быть с ней рядом, разговаривать с ней,
держать ее за руку, она для меня самая лучшая и поэтому самая красивая, а не
наоборот: лучшая потому, что самая красивая. Я видел ее глаза, брови, нос, щеки
и губы и не понимал: это красиво или нет. Я просто их любил.
На столике между нами стоял огромный букет, который я
притащил и который официант услужливо поставил в вазу, а на широком подоконнике
у меня за спиной – Юлин подарок, такая же огромная, как мой букет, картонная
коробка. Я – мальчик воспитанный, поэтому, как и полагается, коробку тут же
открыл и полюбопытствовал. В ней оказалась раскрашенная деревянная скульптурка,
изображающая молодого и, осмелюсь заметить, стройного мужчину в милицейской
форме, одной рукой обнимающего старушку, а в другой держащего немаленькую такую
корзину, в которой сидят пять котов, очень похожих на моих зверят. У меня
достало сообразительности, чтобы понять, что такой подарок невозможно купить по
случаю. Его делали специально для меня по Юлиному заказу. Скульптурка не была
художественным шедевром, то есть не Микельанджело и даже не Клодт, но я
понимал, сколько внимания и доброго отношения было в нее вложено.
