– Ой, да что ты можешь в них понимать, доктор наук! Ты же
«Берберри» от «Черрути» не отличишь.
– А ты отличишь?– с внезапным интересом спросил
Аргунов.
– И я не отличу,– рассмеялся Ситников.– Ну что,
полегчало?
– Немного. Я подумаю, как это проверить.
Ему и в самом деле стало чуть легче. Да, вполне вероятно,
что он снова ходит во сне, что приступы сомнамбулизма вернулись, но ничего
плохого не происходит, он просто ходит по своей спальне или даже по дому. Может
быть, даже на улицу выходит и возвращается. Но он никого не убивал и не
насиловал. А футболочку принесла домработница Татьяна, у нее, кажется, двое детей.
Все верно. Все получается.
Как хорошо, что он позвонил Славке Ситникову. И как хорошо,
что Славка сразу же приехал и сделал все, чтобы развеять его страхи. Как
хорошо, когда у тебя есть старые верные друзья.
* * *
Ночью Аргунову удалось задремать, облечение, которое принес
разговор с Ситниковым, словно приоткрыло калитку в высоком каменном заборе
ужаса и пропустило немного тревожного сна. Но утром Лев Александрович встал с
твердым намерением прояснить ситуацию хотя бы с футболкой. Предложенная
Ситниковым версия появления ЭТОГО в шкафу казалась убедительной, но менталитет
ученого не всегда соглашался принимать на веру и требовал проверки.
Нужно было завести разговор о домработнице Татьяне, кстати
сказать, племяннице того самого Василь-Василича, сладко спавшего по ночам в
помещении для охраны. Спустившись к завтраку и поздоровавшись с женой, Аргунов
скроил недовольную мину:
– Хотел сегодня надеть серый костюм и не нашел свою любимую
сорочку. Я ее еще на прошлой неделе бросил в стирку. У нас Татьяна что, стирает
раз в месяц?
– Почему раз в месяц? Она стирает и гладит каждую
неделю,– спокойно ответила Жанна Викторовна.– Просто Таня
приболела. У тебя куча сорочек, не понимаю, почему надо делать из этого
проблему.
– Приболела?– удивился Аргунов.– И давно?
– Да уж дней пять или шесть. А ты что, не заметил?–
теперь пришел ее черед удивляться.
– Не заметил,– признался он.– А что с ней?
– Гипертония. Давление подскочило.
– Гипертония? В ее-то годы? Боже мой, куда катится здоровье
нации,– попытался пошутить Аргунов.– Если сегодня уже у молодых
повышенное давление, то что будет завтра?
– Лева, побойся бога,– теперь Жанна Викторовна взирала
на мужа в полном изумлении,– ты хоть знаешь, сколько Татьяне лет? Ты
вообще ее видишь или, как обычно, смотришь на человека, а думаешь о своем? Ей
пятьдесят три года.
– Правда?– смутился он.– Ну извини. Я
действительно ее не очень-то рассматривал. Просто я помню, что у нее есть дети,
вот и подумал, что раз маленькие дети, то и мама молодая.
– Лева, дети совсем не обязательно бывают маленькими, уж
кому, как не тебе, это знать. У нашей Тани младший сын уже в армии служит, а
старший вообще во Владивостоке работает. Живет там со своей семьей.
Сердце у Аргунова сперва замерло: взрослые дети не могут
носить такие маленькие футболочки. Но при последних словах жены он
встрепенулся:
– Неужели и внуки есть? Надо же, а я был уверен, что она
совсем молодая.
– Есть маленькая внучка, полтора годика.
Полтора годика… Нет. Никак не годится. Маечку такого размера
должен носить ребенок лет семи-восьми. Господи, неужели кошмар возвращается?
– А что это ты вдруг моей помощницей заинтересовался?
– Да просто рассердился, что сорочку найти не могу.
Он налил себе чай, взял с большого круглого блюда
поджаренный в масле гренок из белого хлеба, намазал маслом и медом.
– Ну что Славик?– спросила Жанна Викторовна.– У
него действительно неприятности на службе? Или что-то на личном фронте?
– На личном,– коротко ответил Аргунов, надеясь, что не
придется вдаваться в подробности. Сложно и накрученно врать он не любил, да и
не очень-то умел.
– Не расскажешь?
Он отрицательно помотал головой.
– Почему?– невинно поинтересовалась жена.– Если
бы речь шла о служебных проблемах, я бы не спрашивала. Но о личном-то почему
нельзя поговорить? Славка у нас вдовец, так что с этической точки зрения ты
ничего не нарушишь, если поделишься со мной. Это же наш друг, мы его столько
лет знаем.
– Не могу, Жануся, правда, не обижайся. Знаешь, мужские
дела. Как ты их назвала? Мальчиковые секретики? Вот это как раз тот случай.
– Все ясно,– с улыбкой вздохнула она.– У нашего
Славика проблемы с потенцией. Это единственное, о чем ты не стал бы мне
рассказывать. Всё-всё-всё, молчу-молчу,– она рассмеялась, видя, какой
растерянный взгляд бросил на нее муж.
Ну и ладно, подумал Аргунов, допивая чай, ну и хорошо, пусть
Жанна думает, что у Славки именно эти проблемы. По крайней мере не будет
задавать слишком много вопросов, когда мы с ним будем уединяться, чтобы
поговорить.
После разговора о помощнице по хозяйству ему снова стало
муторно. Он умел держать себя в руках в присутствии жены, но знал: стоит ему
остаться одному, сев в машину, страх снова схватит его костлявой жилистой рукой
за горло. Водитель Миша не в счет, когда он рядом, Аргунов чувствует себя в
полном одиночестве.
* * *
Прошло еще два дня, и позвонил Ситников. Голос его был
строгим и, как показалось Льву Александровичу, слегка отчужденным. «Впрочем, он
же звонит со службы, может, рядом кто-то стоит, так что не до
сантиментов»,– успокоил себя Аргунов.
– Лев Александрович, нужно обсудить наш вопрос.
– Да-да, конечно. Где и когда?
– Давайте через час, я подъеду.
– Хорошо.
На «вы» и по имени-отчеству. Ну конечно, Славка просто не
один, поэтому такой официоз, люди должны думать, что начальник департамента едет
на деловые переговоры, а не с другом пива попить. А тон – ну что ж, тон как
тон, человек на работе, мало ли какие неприятности и конфликты могут заставить
человека впасть в плохое настроение. Нет, не скажет ему Славка ничего плохого,
и этот его напряженный голос – не предвестник дурных вестей. Нет.
Лев Александрович плохо помнил, как прожил этот час между
звонком Ситникова и встречей с ним. Но как-то прожил…
Ровно через час он спустился на улицу и встал под моросящим
осенним дождем, не замечая его. Служебная машина Ситникова появилась минуты
через три. Вячеслав Андреевич вышел, молча пожал руку Аргунову.
– Давай отойдем,– сказал он, оглянувшись на сидящего в
машине водителя.
Они прошли несколько шагов по тротуару, Ситников открыл зонт
и поднял его над собой и Аргуновым.
– Ну что, Слава? Говори,– потребовал Лев
Александрович.
