У нее всегда были самые лучшие сочинения в классе, и она ни
минуты не сомневалась, что станет писателем. Стать писателем ей очень хотелось,
она тщательно готовилась к поступлению в Литературный институт, успешно прошла
творческий конкурс, подав на него три рассказа, и была отобрана в семинар к
известному прозаику. Как только Майя стала студенткой, папа устроил ей
отдельную квартиру, однокомнатную. В те годы даже при его связях и возможностях
выбить двухкомнатную квартиру для одного человека было невозможно. Зато она
была просторная, светлая, в новом доме и в хорошем районе, на тихой зеленой
улице, но в самом центре Москвы.
С Леной Шляхтиной она познакомилась весной, когда
заканчивала первый курс. Лена поступала в Литинститут и подавала свои опусы на
конкурс.
– Если не примут, буду летом поступать в университет, на
журналистику,– сказала Лена.– Так тоже можно стать писателем.
На творческом конкурсе Шляхтину отсеяли, ни один мастер не
отобрал ее в свой семинар, и девушка распрощалась с Майей до июля, когда
собиралась вернуться, чтобы сдавать экзамены в университет. Зная, что Лена
живет где-то далеко и добираться до Москвы ей долго и сложно, Майя предложила:
– Когда приедешь в июле, можешь пожить у меня, если хочешь.
Будешь спокойно готовиться к экзаменам, никто тебе не помешает, а я, если
нужно, чем-нибудь помогу. Все-таки отдельная квартира – это не университетская
общага, там вообще заниматься невозможно, я знаю, мне рассказывали.
Лена предложение приняла и в начале июля, когда подошло
время подавать документы, поселилась у Майи Истоминой. Особо тесной дружбы у
них не возникло, но жили они мирно, не ссорились, бытовые заботы делили
пополам, хотя Майя частенько пыталась сделать побольше: встать пораньше, пока
Лена еще спит, что-нибудь помыть, приготовить еду. Она страшно боялась, что
Лене может показаться, будто на ее, ленину, долю приходится больше хлопот, и
гостья подумает, что Майя пользуется девушкой из деревни как бесплатной
прислугой. Комплексы обеспеченной стесняющейся девочки никуда не исчезли.
На факультете журналистики тоже был творческий конкурс,
который Лена прошла, зато экзамены завалила. У нее были, по мнению комиссии,
интересные по фактуре тексты, но с точки зрения русского языка – абсолютно
безграмотные.
– Пойду работать, а на следующий год снова буду
поступать,– решительно говорила Лена.– Я им всем докажу, что могу
писать. И буду.
Она устроилась на «Красный Октябрь», получила место в
общежитии, периодически жила у Майи, то дней по пять-семь, а бывало и по две
недели. Упорно писала очерки и рассказы, и весной снова подала их на конкурс в
Литинститут и на журфак. На этот раз ее отсеяли на обоих.
– А что, она действительно плохо писала?– спросил
Андрей.
Истомина замялась.
– Я не могу это обсуждать,– уклончиво ответила она.
– Но почему?
– Я не считаю это этичным. Кто я такая, чтобы судить, кто
хорошо пишет, а кто плохо? Комиссии решили, что Лена пишет недостаточно хорошо,
а мое мнение значения не имеет.
– И все-таки, Майя Витальевна,– настаивал
Андрей.– У Шляхтиной были способности к литературе?
– Не знаю. Я не читала того, что она пишет.
– То есть как?! Совсем не читали?– оторопел Андрей.
– Совсем. Я не считала себя вправе просить ее показать мне,
что она пишет. А сама она такого желания не выражала.
– Ничего не понимаю… А почему вы не могли попросить? Вам
что, не было интересно? Вы же сами учились в Литинституте…
– Поймите, Андрей, есть вещи настолько тонкие, настолько
деликатные… Господи, ну как же вам объяснить! Представьте себе, что я прочла бы
рассказ, который написала Лена. Допустим, он мне не понравился бы, я увидела бы
в нем какие-то изъяны, недостатки. Что мне ей сказать? Что рассказ написан
плохо? И как это будет звучать в моих устах? Кто я такая? Студентка, которая
сама-то еще не стала писателем, зато живет в отдельной квартире, карманных
денег не считает, одевается в заграничные шмотки и имеет такого папу, что еще
неизвестно, ее саму-то в институт приняли за талант или за папу. Да я рот не
посмела бы открыть! Вы можете это понять?
– Честно говоря, с трудом,– признался Мусатов.
– Ну конечно,– вздохнула она,– вы – другое поколение,
у вас другой менталитет, вы никогда не поймете, как мы жили тогда, как думали,
как чувствовали. Вы, наверное, удивитесь, если я вам скажу, что в те времена
стыдно было быть богатым. То есть все этого хотели, все к этому стремились, но
стремление свое скрывали, потому что хотеть быть богатым было стыдно. Я была
богатой, и не потому, что сама заработала, а только лишь потому, что мне
повезло с родителями. В этом не было моей личной заслуги. И мне все время было
стыдно, потому что мне нравилось жить в отдельной квартире, мне нравилось быть
хорошо одетой, нравилось, что я могу попросить у отца машину с водителем, чтобы
куда-нибудь съездить, если очень нужно. И мне было стыдно за то, что мне это
нравится. И это накладывало определенный отпечаток на мои отношения с друзьями,
в частности, с Леночкой. Впрочем, вам это действительно трудно понять. Одним
словом, я не знаю, каким она была писателем.
Прошел еще год, и все повторилось снова. Два института, два
конкурса, два отказа. Лена продолжала работать на фабрике, периодически жила по
нескольку дней у Майи, спокойно соглашаясь с тем, что подруга кормит ее на свои
деньги и моет за ней посуду. Ни разу за все время она не заговаривала о своих
поклонниках, о молодых людях, с которыми она встречается, и у Майи создавалось
впечатление, что Лена личной жизнью как-то не озабочена. После трех неудачных
попыток Лена Шляхтина заявила, что поступать пока не будет, по крайней мере
пару лет.
– А что потом?– спросила Майя.– Ты литературное
образование в принципе получать собираешься или нет?
– Еще не решила,– Лена лениво потянулась на
диване.– Но писателем я все равно стану, вот увидишь. И даже, может быть,
раньше, чем ты, хоть ты и учишься на писателя, а я на фабрике ишачу.
В семьдесят третьем году Майя Истомина закончила институт и
стала работать в популярной еженедельной газете. В этом ей помог не кто иной
как брат ее матери, дядя Жора, Георгий Степанович, который был не больше не
меньше – главным редактором «толстого» литературно-публицистического журнала
«Эпоха». В ее жизни появился молодой ученый Женя Чаинов, вместе с которым Майя
уже строила планы на будущее. У Леночки Шляхтиной, кажется, тоже появился
постоянный поклонник, и хотя девушка ничего не рассказывала о нем, но Майя
отметила, что и без того красивая Лена стала просто-таки ослепительной. Лена
по-прежнему короткими наездами жила у Майи, правда, в последние года два ее
пребывание в квартире Майи стало более длительным, не меньше двух недель, а то
и целых три. Для Майи это было неудобным, ведь был Женя… Но она не смела
сказать об этом подруге, боясь обидеть.
– У Елены ведь были проблемы со здоровьем,– сказал
Андрей.– Когда она у вас болела, вы за ней ухаживали, да?
