Глава 5
Все нормальные люди к середине декабря обычно приходят в
приподнятое настроение и готовятся к Новому году. Бурно обсуждают, где будут
встречать праздник, кто к кому придет, куда поедут, что подавать на стол.
Украшают жилье и офисные помещения, наряжают елки, покупают подарки. В общем,
для нормальных людей вторая половина декабря – сплошные положительные эмоции.
А я Новый год не люблю. Ну, не то что совсем не люблю, нет,
я с нежностью отношусь к этому празднику, потому что в моем детстве и юности
это действительно был Праздник. Мои родители относились к нему с трепетом и
восторгом и всегда старались сделать его нарядным, веселым, полным сюрпризов и
смешных неожиданностей. Лет с десяти мне в обязанность вменялось сочинить
попурри-капустник из оперных арий, романсов и эстрадных песен, естественно, без
слов, поскольку слова использовались авторские, то есть те, которые этой музыке
предназначались изначально, и это произведение исполнялось перед гостями,
умирающими от хохота. Папа пел своим знаменитым баритоном, а мы с мамой
аккомпанировали, она – на рояле, а я на скрипке. Для каждого гостя, а было их
всегда немало, под елкой лежал подарок в нарядной упаковке, стол ломился от
блюд, которые мамуля готовила мастерски, и было шумно, и много смеха, музыки и
красивых нарядов.
Когда я стал взрослым и пошел работать в милицию, мое
отношение к Новому году изменилось. Спросите любого милиционера, хоть
участкового, хоть оперативника, хоть из патрульно-постовой службы, и они вам
объяснят, что Новый год и три дня после него – самые тяжелые. Много пьяных драк
и скандалов, резко возрастает количество так называемых «похмельных»
преступлений, когда выпить просто жизненно необходимо, а не на что, и деньги
или сама выпивка добываются путем краж, грабежей и разбойных нападений. В любые
другие дни года количество потребляющих алкоголь примерно постоянно, потому что
работает закон больших чисел. Кто-то пьет, кто-то работает. Соответственно, и
количество «пьяных» преступлений примерно одно и то же. В Новогоднюю ночь и
после нее пьет вся страна. А расхлебывать нам, то есть милиции.
Зато мои родители, главным образом, конечно, мамуля,
по-прежнему носятся с этим праздником как с писаной торбой и хотят, чтобы в
доме было много гостей, шума и веселья. К сожалению, с каждым годом это
становится все более проблематичным, Во-первых, мои родители живут не в Москве,
а в загородном доме, куда легко доехать на машине на трезвую голову, но откуда
весьма непросто выбраться, когда человек выпил и не может сесть за руль. В
Москве можно допраздноваться часов до шести утра, а потом спокойно уехать на
метро или вызвать такси. Вы пробовали вызвать такси за город в Новогоднюю ночь?
И не пытайтесь, дохлый номер. Во-вторых, среди обеспеченных слоев населения
стало модным встречать праздник в ресторане, на светской клубной тусовке или
вообще уезжать на Новый год в Европу или теплые края, а друзья моих родителей –
люди в основном не бедные. Эдакий
музыкально-театрально-продюсерско-директорский круг. В-третьих, это все люди в
возрасте от пятидесяти до семидесяти, то есть, как правило, имеющие не только
детей, но и внуков, в обществе которых и хотят встретить Новый год. И
в-четвертых, хотя это плавно вытекает из третьей позиции, поскольку
родительские друзья – люди далеко не юные, они уже не могут, как когда-то,
веселиться всю ночь при температуре, соплях и головной боли, посему ежегодная
осенне-зимняя эпидемия гриппа стала представлять немалую угрозу для
комплектности приглашенных.
Что это означает лично для меня? Только одно:
предпраздничная неделя превращается для моей мамули в Кошмарный Ужас. Ей так
хочется полноценного праздника, такого же, как в дни ее молодости, а грипп
косит приглашенных одного за другим. Кто-то болеет сам, у кого-то заболевают
дети, и нужно сидеть с внуками, или, наоборот, болеют внуки, которых дети не
могут из-за этого взять с собой туда, куда собирались, и нужно отпустить детей
на праздник. Из-за первых трех пунктов количество приглашенных и без того из
года в год уменьшается, а уж пункт четыре и вовсе ставит встречу Нового года
под угрозу срыва. Поэтому за неделю до 31 декабря мамуля начинает вынимать из
меня душу, описывая собственные переживания, волнения и ежедневно представляя
мне сводку о состоянии здоровья каждого из гостей. Положение не спасают даже
традиционные европейские и американские рождественские концерты, на которых
папа поет каждый год. Мама не позволяет папиному продюсеру забывать о нашей
семейной традиции, и когда он согласовывает график гастролей Владимира
Дорошина, то всегда делает так, чтобы последнее выступление планировалось самое
позднее на 24 декабря, после чего родители немедленно возвращаются домой, и
начинается Кошмарный Ужас.
Я так подробно рассказываю вам про Новый год, чтобы вы
понимали заковыристую логику моих последующих поступков. Да, и еще одно. Если
кто еще не понял: я очень люблю своих родителей. Я отношусь к ним со здоровой
критичностью, особенно к мамуле, и это означает, что ее Кошмарные Ужасы для
меня таковыми, безусловно, не являются. Причины, по которым она начинает
сходить с ума от беспокойства, теряет сон и без конца пьет валокордин, в
девяноста процентах случаев представляются мне ничтожными, неважными и явно не
стоящими таких колоссальных нервных затрат. Но оттого, что я все это понимаю,
мамуля не начинает тревожиться и беспокоиться меньше. Она такая, какая есть, я
люблю ее такой и принимаю, поэтому считаю своим сыновним долгом сделать так,
чтобы она волновалась поменьше, если, конечно, это в моих силах. Именно поэтому
я сижу рядом с ней на папиных премьерах или особо сложных выступлениях, даже
если мне этого совершенно не хочется, и летаю для этого за границу, хотя это бывает
далеко не всегда кстати; я терпеливо и сочувственно выслушиваю мамулины
причитания и подробное описание всего того, что в ее представлении является
Кошмаром или Кошмарным Ужасом, и если я могу что-то сделать для нее, я
обязательно делаю.
Ничего у меня предисловие получилось, да? Как говорится, где
поп, а где приход…
Так вот, двадцать пятого декабря у мамули начался
предновогодний Кошмарный Ужас.
– Егорушка,– взволнованно говорила она в телефонную
трубку,– это какой-то кошмар с Новым годом! Я пригласила…
Тут я позволил себе отвлечься и пошел доставать кошачью
кассету. Список приглашенных с подробным описанием их семейства в целом
достаточно длинен, чтобы я успел достать кассету из видеомагнитофона,
соединенного с видеокамерой, заменить ее чистой кассетой, а ту, которую достал,
отнести в гостиную и вставить в видак. Я как раз успел.
– Ты представляешь, Анна Григорьевна заболела, да так
сильно, что к тридцать первому вряд ли встанет на ноги, а Павел Леонидович без
нее, конечно, не поедет, потому что…
На экране появилась сладкая парочка: Айсор и Карма. Они
ровесники, но поскольку Айсор лишен мужских достоинств, а Карма – радостей
материнства, то их дружба носит характер нежный и платонический. Карма лежит на
боку, вытянув передние лапки перпендикулярно туловищу, а Айсор сидит перед ней
и осторожно трогает своей лапищей ее лапочку. Карма не то что не возражает, а
даже вовсе и приветствует такое заигрывание, потому как изящным движением, в
свою очередь, трогает его. Он – ее, она – его. И морды у обоих – ну совершенно
умильные. Вот ведь лицемеры! Это все происходит, когда меня нет дома, а у меня
на глазах они нападают друг на друга, утробно урчат, поднимаются на задние лапы
и якобы дерутся. Не до крови, конечно, но вполне впечатляюще. Зритель
неподготовленный может подумать, что у них война не на жизнь, а на смерть.
