Едва переступив порог, Андрей наткнулся на острый взгляд
ярких светлых глаз, которые оказались почему-то очень близко. В следующий
момент он сообразил, что кабинет главного врача был таким маленьким, что каждый
входящий, не успев сделать и полшага, оказывался перед столом, за которым сидел
пожилой мужчина в ослепительно белом халате.
Мусатов, привыкший к просторным и хорошо обставленным
офисам, до того растерялся, что вместо заготовленных фраз промямлил:
– Ой, здрасьте…
– Добрый день. Вы ко мне?
– Если вы главный врач – то к вам. Можно?
– Можно. Да вы присядьте,– хозяин кабинета указал на
стул, в который Андрей уже уперся коленями.– Слушаю вас.
Осторожно развернувшись, чтобы ничего не разгромить и не
уронить в этой немыслимой тесноте, Мусатов присел на стул и тут же
почувствовал, как тот угрожающе зашатался.
– Моя фамилия Мусатов,– представился он.
– А имя?
– Андрей Константинович.
– Лев Яковлевич,– ответно представился
главврач.– Так я вас внимательно слушаю, Андрей Константинович. Какие у
вас проблемы?
– В вашей больнице находился на излечении Олег Петрович
Личко, здесь же он и скончался много лет назад, в девяносто первом году. К
сожалению, свидетельство о его смерти утеряно. Я уже был в ЗАГСе, меня
отправили к вам за справкой, на основании которой мне выпишут повторное
свидетельство. Что мне нужно сделать, чтобы получить дубликат справки о смерти?
Андрею показалось, что при упоминании фамилии Личко что-то
неуловимо изменилось в лице доктора Юркунса. Или только показалось?
– Только одно: вы должны доказать, что имеете право на
получение этого документа. После этого дубликат вам выпишут в течение получаса.
Архив сегодня открыт, так что сложностей не будет. Итак?
Андрей молча протянул главврачу папку с заготовленными
документами. Лев Яковлевич читал каждую бумажку так долго, словно текст был
написан по меньшей мере иероглифами. Наконец он поднял голову и выстрелил в
Андрея ярким залпом из своих светлых пронзительных глаз.
– Правильно ли я понял из представленных документов, что вы
являетесь сыном Олега Петровича Личко?
– Да, правильно.
– И судя по тому, что ни вы, ни ваша матушка сюда никогда не
приезжали…
– Да, верно. До семнадцати лет я вообще не знал, что мой
родной, или как теперь принято говорить, биологический отец находится в
психиатрической больнице.
– Позвольте полюбопытствовать, а что вы о нем думали? Где
он, по-вашему, находился? Вам рассказывали, что он летчик-испытатель и
героически погиб при выполнении государственного задания?
Ну вот, со скукой подумал Мусатов, сейчас начнется лекция о
том, что не знает только тот, кто не хочет знать, и как нехорошо бросать
больного отца и ни разу его не навестить.
– Мне говорили, что я рожден вне законного брака и никаких
сведений о моем отце мама не имеет. До определенного момента мама даже имени
его не называла. То есть до девяти лет у меня было отчество «Олегович», но
фамилии отца я не знал, потом меня официально усыновили и я стал
«Константиновичем».
– И когда же, позвольте узнать, наступил этот «определенный
момент»?
– Когда мне было семнадцать лет. Я случайно нашел
свидетельство о разводе матери с Олегом Петровичем Личко. Послушайте, Лев
Яковлевич, я догадываюсь, что вы собираетесь мне сказать. С тех пор прошло
тринадцать лет, Олег Петрович Личко, возможно, был еще жив, когда я узнал о его
существовании, но я не пытался его увидеть, навестить в больнице…
– Голубчик вы мой, Андрей Константинович,– рассмеялся
Юркунс,– да вы посмотрите на меня! Вы видите, сколько мне лет? Если не
видите, то я вам сам скажу: семьдесят восемь. В этом году исполняется ровно
пятьдесят пять лет, как я в психиатрии. Неужели вы думаете, что мне нужно
объяснять подобные вещи? Да ни боже мой! Быть сыном человека, которому
выставлен серьезный диагноз из нашей сферы – мало приятного, а уж быть сыном
убийцы – и того хуже. Тем более вы этого маньяка-убийцу не помните, вы ведь
были совсем крохой, когда он исчез из вашей жизни. Он вас не растил, не
воспитывал, не водил вас в зоопарк и не брал с собой на рыбалку, не делал
вместе с вами ваш первый скворечник и не ругал за первую «двойку» по поведению.
Я все это прекрасно понимаю, и у меня и в мыслях не было читать вам мораль. У
меня к вам только два вопроса. Вы позволите?
– Конечно,– кивнул Андрей, расслабившись.
Ну вот, лекция на морально-этические темы отменяется, уже
хорошо. И этот Лев Яковлевич Юркунс, судя по всему, не сомневается в том, что
Андрей Мусатов – сын Олега Петровича Личко и имеет полное право на получение
дубликата свидетельства о смерти. Тоже хорошо. Архив сегодня открыт, и это
просто прекрасно. Можно считать, что сегодня ему, Андрею Мусатову, повезло, а
потому вполне можно ответить на любые вопросы главврача, даже если их будет не
два, а больше.
– Вопрос первый: зачем вам свидетельство о смерти? Возникли
вопросы с наследством?
– Да бог с вами!– Андрей искренне расхохотался.–
Я оформляю визу в США, меня посылают на пять месяцев на стажировку…
– Все-все-все, можете не продолжать,– замахал руками
Юркунс.– Вся эта кухня мне прекрасно известна. Множество моих коллег
выезжало в Штаты как по частным приглашениям, так и по деловым, и каждый раз
начиналась эта безумная морока. От одного из них потребовали свидетельство о
разводе с первой женой, с которой он к тому времени уже лет двадцать не жил и
находился в четвертом браке. Они чего только не придумают, лишь бы визу не
дать, все боятся, что население нашей страны поголовно может эмигрировать в их
американский рай. А вы дважды меняли фамилию, так что кажетесь им
подозрительным. Тогда мой второй вопрос: как вы пережили тот факт, что ваш отец
оказался убийцей-шизофреником?
– Тяжело,– признался Андрей.– Хорошо, что мы в
тот момент переезжали на новую квартиру, это здорово отвлекло, да и мама с
Костей все время были рядом. Но все равно было тяжело.
– Вы очень страдали?
– Я?– Андрей задумался.– Нет, если честно, то не
очень. Я, правда, не знаю, что такое «очень страдать». Мне долгое время
казалось, что я какой-то грязный, мама даже обратила внимание, что я стал по
три раза в день мыться в душе и торчал в ванной подолгу. Знаете, какое-то
странное ощущение грязи на коже, как будто я родился в клоаке и за все эти годы
так и не отмылся. Но потом это прошло.
– Это, голубчик мой Андрей Константинович, как раз и
называется «очень страдать». У вас начинался невроз. Хорошо, что рядом с вами
оказались ваши близкие, которые не допустили до беды. Чем занимается ваша
матушка?
– Педагог, преподает в школе английский язык и литературу.
Теперь, правда, это уже гимназия.
– А ваш приемный отец?
