Наутро Лев Александрович проснулся с тяжелой головой, но,
однако же, заметно успокоившимся. С неудовольствием вспомнил свой вчерашний
разговор с Ситниковым и слегка побранил себя за несдержанность и грубость. Ну в
самом деле, чего он хочет от Славки? Славка же не министр внутренних дел и даже
не начальник ГУВД Москвы, он всего лишь руководитель департамента в
министерстве экономического развития. Где поп, как говорится, а где приход…
Аргунов требовал от него невозможного. Но все равно он настоящий друг,
примчался по первому же звонку, старался успокоить, давал какие-то советы.
Может, и не всегда дельные, но ведь от души, искренне желая помочь. После
разговора с ним все стало казаться не таким уж катастрофичным. А ну как и в
самом деле проблема рассосется сама по себе? В тот раз, тридцать лет назад,
ведь обошлось же, почему сейчас не может обойтись? Может. Он, Аргунов, совершил
всего один, как выразился Славка, лунатический подвиг, с тех пор прошло почти
два месяца, и ничего не произошло. Больше подвигов не будет, и никто ничего не
узнает.
Лев Александрович выполз из-под одеяла и тут же направился в
прихожую. Ключи от квартиры лежали на полочке, там, где он их оставил вчера,
когда пришел. Значит, Ситников уже успел заехать и открыть дверь. Бабу завести…
Тьфу, глупость какая! Надо просто договориться со Славкой, чтобы он каждый
вечер запирал его, а утром привозил ключи, вот и все. Тогда и с Жанной проблем
не будет, если она надумает проведать его в городской квартире.
Он принял душ, побрился, позавтракал и поехал в офис.
Накануне Нового года было много суеты и, как обычно, из ниоткуда выскочили
срочные вопросы, которые непременно нужно успеть решить до каникул. К вечеру
Лев Александрович почти совсем оправился от давешних потрясений, вызванных
визитом милиционера и скандалом с женой, послал секретаря Ларочку в находящийся
неподалеку китайский ресторан, наказав взять для него две порции грибов му-эр с
ростками бамбука и две порции риса с креветками. Ему не хотелось ужинать на
людях, но и готовить себе самому он не умел. Когда девушка вернулась, неся в
фирменном пакете горячую еду в упаковках из прозрачного пластика, Аргунов
вызвал водителя и отправился на Маросейку.
Ему даже удалось получить удовольствие от еды, разогретой в
микроволновке. Ничего, говорил он себе, ничего страшного, все обойдется, в тот
раз обошлось – и сейчас тоже ничего не случится. Его немного беспокоило, что
никак не удавалось дозвониться до Ситникова, чтобы попросить его приехать,
запереть дверь и забрать ключи до утра, но Лев Александрович знал, что его друг
может допоздна засидеться на каком-нибудь совещании у руководства или готовить
документы в думском комитете; в таких случаях он мобильный телефон выключал. В
конце концов Аргунов отправил SMS-сообщение и принялся терпеливо дожидаться,
когда Ситников отзвонится. Посмотрел какую-то ерунду по телевизору и понял, что
не может сосредоточиться и не понимает, что ему показывают. Побродил по пустой
квартире, несколько раз брался за телефон, чтобы позвонить жене, но
передумывал. Нужно было чем-то занять себя, чем-то таким, что не требовало
умственных усилий, на которые Аргунов сейчас был просто не способен. Он помыл
оставшуюся после ужина грязную посуду, заварил свежий чай и решил разобрать
кухонные шкафчики. Говорят, перед Новым годом нужно выбрасывать старые,
непригодные к использованию вещи, вот он и займется делом, выбросит
залежавшиеся продукты с истекшим сроком годности и все старые чашки и тарелки,
на которых обнаружит трещины.
Он решительно расчистил стол и принялся составлять на него
все, что доставал из навесных шкафов кухонного гарнитура, попутно вспоминая,
как мама бегала отмечаться в очереди за этой пластиковой мебелью, которая
тогда, в начале восьмидесятых, казалась верхом удобства и красоты. А эти
жестяные коробки с красными в белый горошек крышками! В них хранили муку,
сахар, соль, чай, вермишель и держали в те времена непременно не в шкафах, а на
открытых полках, как украшение интерьера. Коробки продавались далеко не везде,
их нужно было «доставать», и ими гордились и выставляли напоказ.
В одной из банок оказались остатки муки вперемешку с жучком.
Надо же, несколько лет Аргуновы живут за городом, Жанна давно уже в этой
квартире ничего не пекла, а мука осталась… И чаю целых полбанки. Открыв третью
крышку, Аргунов помертвел. На дне сиротливо болтались несколько сухих
вермишелинок. И лежала пластмассовая розовая заколка для волос. Маленькая.
Детская.
«Нет,– судорожно забилась в голове спасительная
мысль,– нет, это не может быть ТО САМОЕ. Это Лялькина. Лялька – девочка,
она в детстве носила заколки. Неважно, как она здесь оказалась, важно, что это
дочкина вещь.»
Лев Александрович обессилено опустился на стул. Он помнил,
что у Ляльки всегда была короткая стрижка, она терпеть не могла длинные волосы.
Но может быть… Он просто забыл. Конечно, он просто забыл, он не может помнить
такие детали, как прическа дочери в раннем детстве. До определенного возраста
дети не выбирают себе прическу, это за них делают родители, как правило –
матери. Да, в сознательном возрасте Лялька длинных волос не носила, волосы у
нее были очень густые и вьющиеся, и расчесывать их, особенно после мытья, было
сущим мучением. А раньше, когда она была совсем маленькой? Надо немедленно
позвонить Жанне и спросить, она – мать, она должна помнить точно. Впрочем, как
это: позвонить Жанне? И что сказать? Как спросить? Как объяснить свой интерес к
внешности дочери, когда той было лет семь-восемь? Или даже пять-шесть? Бред,
бред, бред! Надо найти Лялькины детские фотографии. но в этой квартире их нет,
они все там, в загородном доме.
Да что же Ситников? Почему не звонит?! Где он, в конце
концов?!
Лев Александрович схватил телефонную трубку и снова набрал
знакомый номер. На этот раз мобильник Ситникова не был отключен, но Слава долго
не отвечал на звонок. Наконец послышался его голос:
– Да, Лева. Что опять случилось?
Голос был недовольным и даже немного раздраженным, но
Аргунов не обратил на это внимания.
– Слава, приезжай немедленно,– потребовал он.
– Зачем?
– Я нашел…
– Что ты нашел?
– ЭТО.
– Опять?!
– Да,– выдохнул Аргунов.
– Черт… Я же тебя запер! Как ты умудрился?
– Это давно здесь лежит… Я даже не представляю, с какого
времени.
– И что это такое?
– Детская заколка. Заколка для волос. Такая розовая. Из
пластмассы. Она лежала в банке на кухне. Знаешь, такая жестяная банка с
крышкой, мы в ней вермишель хранили…
Почему-то Аргунову казалось, что чем больше деталей своей
страшной находки он перечислит, тем легче Ситникову будет найти приемлемое
объяснение и развеять кошмар.
– Ты уверен, что это не Лялькина?– голос Вячеслава
Антоновича уже был не раздраженным, а встревоженным.
– Я… не знаю. Я не помню.
– Ну ты посмотри на нее внимательно,– посоветовал
Ситников.– Может, там где-нибудь что-нибудь написано.
