У котов все, как у людей. Только что ты был на вершине – и
вот уже валяешься на полу. Вверх – вниз, вверх – вниз. Диалектика жизни и
карьеры…
Мозоль прорвался. Я имею в виду мозоль, натертый у меня в
мозгу мыслями, от которых мне было «неудобно». Я сперва засомневался, выключил
видеомагнитофон и открыл папку с Мусатовскими бумажками. Нет, я не ошибся,
терзало меня именно это. Дело о маньяке, убивавшем и насиловавшем детишек,
прошло несколько этапов. На первом этапе, то есть после первого эпизода, дело
вел следователь Черемушкинской районной прокуратуры Москвы вместе с
оперативниками из управления внутренних дел этого же района. Это правильно и
естественно. После второго эпизода, случившегося в Тимирязевском районе,
появились основания полагать, что речь идет об одном и том же преступнике, дело
передали в Мосгорпрокуратуру и подключили сыщиков из Тимирязевского района и с
Петровки. Тоже нормально и правильно. С каждым новым эпизодом подключались все
новые оперативники из тех районов, где обнаруживали трупы жертв, следователь же
оставался все тем же, из прокуратуры Москвы.
А потом дело передали в Прокуратуру СССР, сменили
следователя, а оперативники оказались уже не московские, районные и с Петровки,
а из Главного управления уголовного розыска МВД СССР. И это тоже было
нормальным и правильным, поскольку преступником оказался сотрудник московской
милиции. Так было предусмотрено правилами, и правила эти вполне разумны: не
могут сыщики с Петровки работать против своего коллеги, которого знают, с
которым сидят в одном здании. У РСФСР своего отдельного министерства внутренних
дел в те годы не было, и над ГУВД Москвы стояло непосредственно МВД Союза. И
московские следователи не должны работать по делу милиционера уровня ГУВД
города. Но почему появилась Генпрокуратура? Откуда она вылезла? Да, я понимаю,
дело в таких случаях передавалось в вышестоящую инстанцию, но ведь вышестоящей
по отношению к Московской прокуратуре была Прокуратура РСФСР, а вовсе не СССР,
если я правильно помню административно-государственное устройство времен
застоя. Или я что-то путаю?
Это бы еще ладно, каких только управленческих чудес не
случалось при советской власти в нашей стране, мозоль-то натерся вовсе не этим
фактом, хотя и странноватым, на мой взгляд. Меня удивили сроки. Да-да, именно
сроки. Если следовать моей (может быть, ошибочной?) логике, дело должно было
быть передано в Генпрокуратуру после того, как задержали Олега Личко. В тот же
день или на следующий. Личко задержали 16 сентября 1975 года, а следователь по
особо важным делам Прокуратуры СССР Н.Н.Царьков принял дело к производству… 6
августа. За сорок дней до того, как кому-то пришло в голову, что убийцей может
оказаться сотрудник Главного управления внутренних дел Москвы.
Почему? Что случилось? Кто дал такое указание? Чем он
руководствовался? В преступлениях подозревали какую-то крупную фигуру, но
подозрения эти не оправдались, человека помурыжили и отпустили, а дело-то уже
наверху, не спускать же его назад в Московскую прокуратуру. Может такое быть?
Да запросто!
И снова крупная фигура, которая уже появлялась в моих
рассуждениях, когда я изучал материалы о самоубийстве Елены Шляхтиной. Ее дело
тоже по неведомым мне причинам оказалось в Прокуратуре СССР. Совпадение?
Возможно. О чем я подумал-то, читая материалы о смерти девушки? О том, что к ее
смерти причастен кто-то заметный, какая-то шишка, и его нужно было любыми
способами отмазать. А здесь что? Может, то же самое? Крупную фигуру подловили,
дело передали «самым-самым», доверенным и приближенным к власти, получили
указание спустить на тормозах и не трогать уважаемого человека, дабы не
порочить в глазах общественности светлый лик партийно-правительственной элиты,
но поскольку на тот момент за маньяком числилось уже пять эпизодов, нужно было
кого-то посадить, чтобы предъявить негодяя безутешным родителям. И вот после
шестого эпизода так удачно подвернулся несчастный Олег Личко, книжный червь,
знаток зарубежных криминологических и криминалистических разработок, человек
неординарный и потому малопонятный, малоприятный и неуживчивый. Его и посадили.
И дело сварганили – картинка с выставки!
Теперь все сложилось.
Но я не любитель случайных совпадений. Я люблю их в книгах,
а в жизни они мне не нравятся, они заставляют меня нервничать и подозревать,
что меня обманывают. В детстве я страшно любил роман Каверина «Два капитана», и
душа моя совершенно не напрягалась от того, что мальчик Саня Григорьев нашел в
Энске сумку с письмами, а потом приехал в Москву и познакомился (случайно!!!) с
семьей, к которой эти письма имели непосредственное отношение. Когда я стал
взрослым, то очень удивился, почему этот замечательный роман никогда не обвинял
в неправдоподобии, ведь таких совпадений не бывает.
Что мы имеем? В августе семьдесят пятого года к следователю
Прокуратуры СССР попадает уголовное дело, которое никак не могло к нему попасть
обычным чередом. Спустя меньше года, в июне семьдесят шестого, к другому
следователю Прокуратуры СССР попадает другое дело, возбужденное по факту
обнаружения трупа девушки, выступавшей свидетелем по первому делу (то есть пока
непонятно, убийство это или самоубийство), но и это дело никак не могло туда
попасть обычным порядком. Единственное придуманное мной объяснение состоит в
том, что в обоих случаях виновным был человек из руководящих верхов, крупный чиновник
или кто-то из членов его семьи. Короче – человек, привлекать к ответственности
которого ну никак невозможно. Оба дела связаны только одним: именем Елены
Васильевны Шляхтиной. И как-то сама собой напрашивается мысль о том, что и
человек, которого выводили из-под удара, тоже был в обоих случаях одним и тем
же.
Нет, мой здравый смысл на этом месте начал бунтовать. Этого
не может быть! Не может! Если в первом случае не без оснований заподозрили
такого человека и даже установили его вину, то его должны были немедленно
спрятать с глаз долой, закрыть в хитрой больнице и приставить к нему
специальную охрану. Ведь понятно же, что он сумасшедший, который будет
продолжать убивать детей, если его не остановить. Одно дело – сбил человека со
смертельным исходом, раскаивается, испугался и больше так не будет. И совсем
другое – псих, маньяк, которого нельзя оставлять без контроля. Его должны были
изолировать. Тем более если было принято решение посадить за его преступления
первого попавшегося. Где гарантии, что после того, как «пойманный и
разоблаченный» псевдоубийца окажется в тюрьме, не появятся новые трупы детей?
Нет таких гарантий, если оставить истинного виновника на свободе.
Дураков нет, его, конечно же, закрыли. Но тогда он никак не
может быть причастен к смерти Шляхтиной.
Хотя… Тут еще как посмотреть. Предположим, Шляхтину
уговорили, или вынудили, или подкупили дать ложные показания против Личко,
чтобы быстренько закрыть дело и не портить отчетность. То есть она знает, что
давала ложные показания. Она, может быть, и не в курсе, для чего это нужно и
кого правоохранительная система кинулась всем скопом спасать от зоны и позора,
но зато она очень хорошо знает, кто ей это предложил (заставил, подкупил,
вынудил, запугал – перечень глаголов на ваше усмотрение). И что ей с этими
знаниями делать? Можно похоронить их в своей душе и присыпать песочком, чтобы
не проросли. А можно угрожать разглашением, шантажировать своих нанимателей и
требовать всяческих материальных благ в виде денег, работы и жилья. Им это
надоедает, и они ее убивают. Во избежание раскапывания неприятных и ненужных
деталей о личности Шляхтиной дело передают в Генпрокуратуру, которая «в курсе».
Каково?
