– Шурик, а ты хотя бы догадываешься, зачем той даме убивать
Забелина?– спросил я.– Мотив-то есть?
– Так хрен его знает,– исчерпывающе ответил Вилков.
Надо заметить, что устойчивые идиоматические выражения,
пословицы и поговорки Шурик произносил полностью, не меняя и не пропуская ни
одного слова.
– Вряд ли ограбление,– продолжал он.– Там ничего
такого не было, это ж не его, а при себе было и осталось.
Иными словами, в самой квартире ничего ценного не было,
поскольку хозяева предназначали ее для сдачи, а арендатор не успел ничего туда
привезти (а может, и не собирался). У убитого при себе оказалась солидная сумма
денег, то есть преступник (или преступники, или преступница) ею не
соблазнились.
– А что эксперты говорят?– продолжал допытываться я.
– Пальцев навалом. И посуда тоже… – Шурик изобразил губами и
руками нечто, что переводилось как «использованная и непомытая».
Хороший ему преступник попался, ничего не боится. Оставил
следы пальцев, губ, образцы слюны. Что это может означать? Он (а вернее всего –
она) убивает Забелина, пугается, теряет над собой контроль и убегает с места
преступления, оставив следы своего пребывания неуничтоженными. Но есть и другой
вариант: этот человек не боится, потому что знает, что его все равно не найдут.
Что толку в следах, если их потом не с чем будет сравнивать? А убийца был
уверен, что сравнивать милиции будет не с чем. На него никогда не падет
подозрение, более того, он никогда не окажется даже в поле зрения следствия.
Почему не окажется? Почему на него никто не подумает? Ведь в таких случаях
следствие прочесывает частым гребнем весь круг знакомых убитого, причем круг и
близкий, и дальний. А убийца что же, уверен, что никак под этот гребень не
попадет? Почему?
Потому что он не входит в вышеуказанные круги. Потому что он
– недавний знакомый, о котором никто не знает. Почему не знает? Потому что это
женщина, потенциальная или уже состоявшаяся любовница, которую Забелин пока ни
с кем не знакомил и о которой никому не рассказывал.
Вот таким примерно был ход рассуждений следователя Вилкова.
Хорошо, что мы с Семеновым давно натренировались понимать его своеобразную речь
и, хотя и с некоторым усилием, но довольно ловко продрались сквозь частокол местоимений,
оборванных фраз и выразительных жестов.
– А что близкие друзья говорят?– поинтересовался
Семенов.– Он же должен был им рассказывать про новую бабу. Пусть он ее до
времени не показывал, но уж сказать-то сам бог велел. Или как?
– Или так,– пожал плечами следователь.– Их две
штуки. Он вообще-то по этому делу большой любитель был, умел все красиво
обставить, но опасался, поэтому их не показывал. И вообще берегся. Никаких там
этих самых, все честь по чести, чтоб ни слуху ни духу. Как новая, так хата.
Сказал, конечно, но так, в общих чертах. Познакомился, значит, и все такое, но
ничего существенного.
Стало быть, у покойного Забелина обнаружились двое близких
друзей, которым он сказал, что познакомился с интересной женщиной, но события
пока не форсирует, выжидает. Юрий Петрович был крайне осторожен, легкомысленных
поступков старался не совершать, чтобы не засветиться перед женой и общими
знакомыми. Начиная новый роман, снимал квартиру, и уже никаких других женщин в
эту квартиру не приводил. Новая пассия – и квартира другая. Никаких сцен и
нежелательных встреч.
Мы сидели у окна в недорогом пивном ресторане, не торопясь
поглощали закуски, запивали их темным терпким пивом и то и дело поглядывали на
улицу, наблюдая за прохожими. В поле нашего зрения толокся неопрятного вида
мужичонка с жалкими чахлыми розочками в огромной сумке, которые он пытался
всучить всем проходящим мимо парочкам. Мужик мелькал перед нашими глазами уже
давно, но только сейчас мы с Вилковым одновременно посмотрели сначала на него,
потом друг на друга. Похоже, нам в голову пришла одна и та же мысль, разница
была лишь в том, что у меня в голове созрел вопрос, а у Шурика уже был ответ.
– Козел!– в сердцах бросил он и яростно раздавил в
пепельнице сигарету.
– Кто?– не понял Валя Семенов.
– Кто-кто… Я. Я козел.
Значит, цветов в квартире, где погиб Забелин, не оказалось.
– Нет, ну козлина же я безрогая,– продолжал
сокрушаться Шурик.– Две недели псу под хвост. Хорошо хоть сейчас допер.
Наш приятель обладал еще одним замечательным свойством: он
был самокритичен и ругал себя так самозабвенно и беспощадно, что всем
окружающим хотелось немедленно начать его жалеть и уверять, что ничего
страшного не произошло.
Семенов переводил удивленные глаза с Вилкова на меня.
– Я не понял, ребята, о чем речь-то?
Шурик объяснил, как мог. Смысл его объяснений сводился к
тому, что если, по уверениям друзей, Юрий Петрович Забелин ухаживал за дамами
грамотно и красиво, то к интимному свиданию предполагались не только чистые
полотенца и постельное белье, не только фрукты, легкие закуски, десерты и
шампанское, но и цветы. Обязательно цветы. А их не было. Маловероятно, что
дама-убийца захватила их с собой на добрую память. Даже если и так, то должна
была остаться ваза с водой, а никакой вазы там не было, ни с водой, ни без нее.
– Это был мужик, а не баба,– удрученно констатировал
Шурик.– И чеки… Мы же проверяли, они того же дня. И не распаковал ничего,
только жратву…
Расшифровка текста гласила, что обнаруженные в квартире
товарные чеки были проверены, покупки Забелин делал в день смерти. При этом
даму свою он в тот день не ждал, или ждал, но позже, потому что к ее приходу
совершенно не был готов: ни туалетные принадлежности, ни белье не было
распаковано и разложено по местам. Однако с кем-то он пил и ел. С кем? Кого он
мог привести в квартирку, предназначенную для любовных утех? Близкого друга?
Оба свидетеля это отрицают, они уверяют, что Юрий Петрович в эти съемные
квартиры никогда их не приглашал. Внезапно встреченную женщину? Бывшую любовницу,
которую случайно встретил на улице или в магазине и устроил экспромт «тряхнем
стариной»? Или совершенно новую знакомую, доступную и располагающую свободным
временем? А что? И такое бывает: познакомился, голова кругом пошла, она
согласна, пустая хата рядом, вот и не удержался от соблазна. Но зачем новой
знакомой его убивать? Где мотив? Ограбление не проходит, деньги Забелина
остались в портмоне. А бывшая любовница? Может и убить, особенно если они в
прошлом плохо расстались и она заковыряла обиду. Я попытался представить себе
такую бывшую любовницу, разгуливающую по городу с пистолетом и глушителем. То
ли у меня фантазия бедная, то ли я сам недалекого ума человек, но ничего не
получилось. Образ не нарисовался.
Зато нарисовалась мысль, и ее захотелось проверить.
– Родители Забелина живы?– спросил я.
– Только мать,– мотнул головой Шурик.– Живет
отдельно. Злющая старуха – бр-р-р!
– А если я с ней поговорю?
