– О чем? В мое дело влезть собираешься?
– Да брось ты, ни в какое дело я не лезу. Что твое – то
твое, а уж что мое – то мое. У Забелина лет тридцать назад была знакомая
девушка, вот я и подумал, может, мать ее помнит. Разрешаешь?
– Тридцать лет назад он уже был женат,– Шурик
назидательно поднял палец.– Так что вряд ли. Он же осторожный был.
– Попытка не пытка. А вдруг?
– Ну валяй,– милостиво разрешил он,– только
потом все мне расскажешь.
– Само собой,– честно пообещал я.
* * *
Следователь Вилков был не жадным и щедро поделился с нами
всей информацией, в разумных пределах, конечно. Улики, следы, доказательства и
мероприятия по поиску преступника меня интересовали мало, можно сказать –
совсем не интересовали, а вот все, что касалось самого Юрия Петровича Забелина,
я из Вилкова вытянул.
Жизнь покойного показалась мне яркой и бурной. Родился он в
Москве, отслужил в армии, закончил Высшую школу милиции и стал оперативником.
Специализировался на преступлениях, совершаемых несовершеннолетними. Службу нес
в УВД Фрунзенского района Москвы, потом получил повышение и перевод на
Петровку. В конце семидесятых – новое повышение и перевод в Главное управление
уголовного розыска МВД СССР, буквально через год – направление на службу в
крупный областной центр в должности заместителя начальника УВД города. Карьера
просто немыслимая по тем временам. И кто же его так двигал, интересно? Или он
действительно был невероятно ценным сотрудником? Возможно.
Дальше карьерный рост Юрия Петровича проходил обычным
порядком, он менял должности, на каких-то задерживался подольше, на каких-то
сидел совсем немного, но они, как и положено, шли по восходящей. В девяносто
пятом году он вышел в отставку, вернулся в Москву и нашел себя на поприще
организации службы безопасности в коммерческих фирмах. Начал с небольшой
конторы, куда его охотно взяли, поскольку у него были крепкие связи в МВД и он
мог оказаться весьма полезным человеком, потом была фирма покрупнее, потом еще
крупнее, и, наконец, банк «Русский кредит». То есть в сфере частного бизнеса
карьера Юрия Петровича развивалась самым обычным образом, без необъяснимых и
удивительных скачков и странных падений.
Женился Забелин рано, в двадцать три года, в двадцать пять у
него родился сын, а вот второй ребенок – дочь – появился куда позже, когда Юрию
Петровичу было уже почти сорок. Сын взрослый и самостоятельный, живет отдельно
от родителей и занимается чем-то коммерческим, младшая дочь учится в Англии.
Жена, в советское время скучавшая на ниве балансовых отчетов и прочей
бухгалтерской документации, после перестройки оказалась обладательницей одной
из самый востребованных профессий и в нынешнее время процветала в кресле
финансового директора крупной торговой сети. Одним словом, семья обеспеченная и
во всех отношениях благополучная.
Вооруженный этими знаниями, я отправился к матери Забелина,
Инессе Иннокентьевне. Легкого разговора я не ждал, потому что какие же могут
быть легкие разговоры с женщиной, десять дней назад похоронившей единственного
сына. Поручить встречу Вале Семенову я не мог. То есть я пытался, врать не
стану, но Валька скроил жуткую мину, замахал руками и стал уверять меня, что
все испортит, потому как совершенно не умеет разговаривать со стариками, у него
не хватает терпения выслушивать их бесконечное брюзжание, морализаторство и
длительные экскурсы в историю, сопровождаемые словами «вот в наше время»; он
начинает раздражаться, сердиться, грубить и пытается побыстрее свернуть
разговор. Я знал, что Валька не врет, он действительно не отличается
спокойствием и терпением и не умеет находить общий язык с пожилыми людьми, но
вообще-то за деньги, которые платит ему Андрей Мусатов, мог бы и постараться.
Однако мысль о том, что он может все испортить, как испортил разговор с бывшим
следователем Царьковым, заставила меня взяться за дело самому.
Моему звонку с просьбой о встрече Инесса Иннокентьевна ничуть
не удивилась, она была готова к тому, что при расследовании обстоятельств
смерти ее сына сотрудники милиции придут к ней не один раз.
Дверь мне открыла высокая сухая старуха, прямая и жесткая,
как железный прут, одетая в черное, с морщинистым лицом и тусклыми выплаканными
глазами.
– Проходите,– глухо проговорила она, впуская меня в
квартиру.
Я огляделся. Н-да, Юрий Петрович, по всей видимости,
заботился о своей матери прилежно. Уж не знаю, насколько сильно он ее любил, но
материальной помощью явно не обделял. Мебель была дорогой и удобной, паркетный
пол сиял свежим лаком, межкомнатные двери – из натурального дерева и с
красивыми ручками. Но что меня больше всего поразило, так это идеальная
чистота, редко встречающаяся в жилищах одиноких стариков. Они, конечно,
стараются, поддерживают порядок, но ведь годы уже не те, и не всегда удается
согнуться, чтобы вымести пыль и грязь из углов и из-под мебели, и страшно
вставать на стул, чтобы протереть верхние полки и поверхности шкафов, потому
что ноги не слушаются и голова кружится, да и зрение уже не то, чтобы увидеть
каждую пылинку-соринку. Здесь же мой нос некурящего человека не учуял ни
малейшего запаха пыли или застарелой грязи. Я решил не скрывать удивления, тем
более это может оказаться неплохим началом для разговора.
– Потрясающе!– воскликнул я.– У вас просто
стерильная чистота. Редко встречаются такие ухоженные квартиры.
– Это не моя заслуга,– сухо ответила Забелина.–
У меня помощница по хозяйству, очень хорошая девочка, старательная. Юрочка,
сынок, настоял, хотя я вполне справилась бы и сама. Он очень обо мне заботился.
Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.
– Присаживайтесь,– царственным жестом она указала на
одно из двух кресел, стоящих в комнате по обе стороны разделявшего их
небольшого столика с инкрустацией.
Сама Забелина села в другое кресло напротив, спина прямая,
голова высоко поднята.
– Я вас слушаю. Что еще вы хотите узнать о Юрочке?
– Если не возражаете, я хотел бы поговорить о его молодости.
Вернее, я просил бы вас рассказать о том, как вы жили, когда вам было чуть за
пятьдесят. Как Юрий Петрович женился, как складывались ваши отношения с
невесткой, как у вас родился первый внук, как у вашего сына шли дела на службе,
и так далее.
– Это имеет отношение к его смерти?– чуть высокомерно
спросила Инесса Иннокентьевна.
– К смерти человека имеет отношения вся его жизнь. Очень
важно понимать, каким человек был, как формировался, в какой семье рос, какие у
него были родители, чтобы в конце концов понять, почему его жизнь сегодня
сложилась так, что кто-то захотел его убить. Вы со мной согласны?
Одно из правил, которое я вывел сам для себя за годы работы
в жилом секторе, гласило: никогда спрашивай, понимает ли тебя собеседник,
всегда спрашивай, согласен ли он с тобой. Вопрос «Понимаете?» может прозвучать
оскорбительно, особенно если человек немолод или, наоборот, слишком юн. Вопрос
о согласии или несогласии звучит совсем по-другому и сразу придает беседе
характер разговора на равных. Более того, создается впечатление, что я признаю
возможность собственной неправоты и интересуюсь мнением своего собеседника по
этому вопросу. То есть получается более уважительно и, следовательно,
располагает к искренности и доверительности.
