– Да по тому старому делу о маньяке,– объяснил я, не
обижаясь.
– Только в моем присутствии.
– Ну само собой. А если не получишь…
– Да быть такого не может,– отрезал он.
Третьим отличительным качеством нашего приятеля Вилкова
наряду с косноязычием и умением быть благодарным является его феноменальная
самоуверенность. Ему просто не ведомы такие интеллигентские глупости, как
сомнение в собственных силах и возможностях.
Следующий телефонный звонок я сделал Мусатову. Собирался
попросить его познакомить меня с Юлиным отцом, потому что у него есть
возможности получать информацию о событиях семидесятых годов. Я малодушно
звонил на мобильный, потому что был уверен, что по этому телефону ответит он
сам. Звонить домой и рисковать, что снова трубку возьмет Юля, я не хотел.
Услышу ее голос и расстроюсь…
В ухо долго вливались длинные гудки, и мое воспаленное
воображение уже начало было рисовать сцену страстной любви, во время которой
как-то не хочется отрываться на посторонние разговоры, когда послышался голос.
Мужской и незнакомый. Я мгновенно похолодел. В свете недавних событий это
показалось мне дурным предзнаменованием: когда по мобильному отвечает не
владелец телефона, а кто-то посторонний, ничего хорошего это не предвещает.
Но все обошлось. Оказалось, мне ответил сам Виктор
Альбертович Пинчук, на знакомство с которым я и набивался.
– Мы сейчас у нас на даче,– словоохотливо объяснил
он.– Андрей поехал с Юлей за мясом для шашлыков, а телефон забыл на
столе. Я взял на себя смелость ответить. Что-нибудь передать Андрею?
Я помялся немного, но решил быть наглым. В конце концов, я
же по делу звоню, причем дело не мое личное, а касающееся того самого Андрея,
который поехал с дочерью Пинчука за мясом для шашлыков, будь оно трижды
неладно. Ох, ревность, плохое ты чувство, недоброе, и жить мешаешь.
– Я, собственно, звоню, чтобы просить Андрея познакомить
меня с вами. Андрею как-то удавалось обойтись без вашей помощи, а мне, боюсь,
это не по силам.
Виктор Альбертович живо включился в обсуждение вопроса и с
готовностью откликнулся на мою просьбу.
– Я буду рад сделать что-нибудь полезное для Андрея. Знаете,
я очень огорчился, когда он отказался от сотрудничества со мной… Вы в курсе?
– Да-да, он говорил.
– Что ж,– Пинчук вздохнул,– его можно понять. На
его месте я, наверное, сделал бы то же самое. Сейчас я возьму ручку, и вы мне
все продиктуете.
Он записал все фамилии, а также мои телефоны, и обещал
немедленно позвонить, как только что-нибудь узнает. Осталось обсудить самый
пикантный вопрос: об оплате его услуг. Я не филантроп, если дело идет не о моих
стариках, но в то же время понимал, что у Мусатова финансовые затруднения, он даже
элементарную разработку Ситникова отказался оплачивать, а меня уже жгло со всех
сторон. Правильно, что я не стал сыщиком и подвизаюсь в роли простого
участкового, нельзя мне сыскным делом заниматься, уж больно я азартен, как
оказалось. Даже и не подозревал за собой такого. Я готов был платить из
собственного кармана за удовлетворение собственного же любопытства. В конце
концов, то, что меня сейчас интересует, может не иметь ни малейшего отношения к
истории обвинения и осуждения Олега Личко, а узнать все равно хочется.
– Сколько это будет стоить?
– Нисколько,– тут же откликнулся Виктор Альбертович.
– Но…
– Я делаю это для Андрея и, в конечном итоге, для своей
дочери. Чем спокойнее будет у него на душе, тем легче Юле будет с ним общаться.
Об этом я как-то не подумал… Выходит, тем, что я помогаю
Мусатову искать правду о его отце, я помогаю укреплению его отношений с Юлей.
Вот дурак-то! С другой стороны, если я влюблен в Юлю, то искренне желаю ей
добра, хочу, чтобы у нее все было хорошо, чтобы она была счастлива. Ну и что,
что не со мной? Главное, чтобы ей было хорошо. Я же не хочу, чтобы ей было
плохо, правда?
На этом я и успокоился. И занялся прозаическими домашними
делами, пропылесосил квартиру, сходил за продуктами, вычесал котов, почистил им
ушки и зубки, остриг когти. Не могу сказать, что они были в восторге, но когда
меня это останавливало?
Периодически я заглядывал в интернет в поисках новой
информации, которую раздобыли вездесущие журналисты, но ничего особенного не
появилось, кроме фотографии самого Ситникова. Красивый мужик, моложавый,
стройный, ухоженный.
Вечером я снова пробежался по всем телевизионным каналам в
поисках криминальной хроники. Во всех программах говорилось одно и то же,
практически дословно повторяя утреннюю сводку, за исключением того, что
Ситников не убит, а тяжело ранен. Только на одном канале я услышал небольшое
дополнение:
– За несколько дней до трагедии Вячеслав Ситников дал
интервью нашему корреспонденту о проходящих в Государственной Думе дебатах по
законопроекту, вносящему поправки в закон о недвижимости…
На экране появился Ситников, вещающий что-то заумное об
инвестициях в строительство, о защите прав инвесторов и еще о чем-то, столь же
животрепещущем. Я переключился на другой канал, развалился на диване и стал
смотреть боевик с Брюсом Уиллисом. На животе у меня уютно урчала Карма, и я
подумал, что воскресный день заканчивается…
Но он, как оказалось, только начинался. Потому что позвонила
Майя Витальевна Истомина.
– Игорь, вы можете говорить?
– Могу. А что случилось?
– Я смотрела новости… Там передали про покушение на
какого-то Ситникова из Министерства экономического развития.
– Да, было такое.
– Это же он!
– Кто – он?– тупо переспросил я, не отрываясь от
экрана и пытаясь не утерять нить событий. В боевиках все развивается так
быстро! Чуть отвлечешься – и обязательно пропустишь что-нибудь важное.
– Ну он, Клюев.
– Какой Клюев?
Поистине, в этот момент мне не было равных по тупости.
– Тот человек, который приходил от испанского издательства.
Сергей Иванович Клюев.
Тут до меня дошло. И я мгновенно забыл про телевизор, про
боевик и про Брюса Уиллиса.
– Вы… уверены?– осторожно спросил я, чтобы не спугнуть
удачу.
– Почти.
– Что значит, почти? Это он или нет?
– Понимаете, у него была тогда другая прическа и усы, а сейчас
показали интервью, которое он недавно давал, там усов нет, и волосы совсем
другие, наверное, он был в парике, когда ко мне приходил, но голос я узнала. И
потом, мимика, моторика, движения губ, жест, которым он крутит ручку в время
разговора… Они точно такие же. И еще, у него такой характерный оборот речи, он
часто повторяет: «изволите ли видеть»,– торопливо и взволнованно говорила
Истомина, а у меня в голове уже крутились самые разнообразные новые догадки…