– Зачем?– снова спросила она, глядя прямо перед собой
на идущие впереди машины. Почему-то это если и не успокаивало, то по крайней
мере давало возможность сдерживаться и не плакать.– Пусть меня посадят,
мне все равно.
– А тебя и так посадят,– холодно ответил муж.–
Вопрос только в сроке, на который тебя упекут, и в нашей репутации. Я не могу
допустить, чтобы мой отец оказался пошлым насильником, а я – сыном пошлого
насильника. Этого не будет. Никогда. И если для этого тебе придется сесть
надолго, значит, сядешь.
– А если я не соглашусь? Если не стану говорить про оружие?
Пусть будет самооборона, за это меньше дадут, а могут и вообще не посадить. Ты
думаешь о своей жизни, а мне приходится думать о своей.
– Если ты не согласишься, я дам такие показания, что тебя
упекут за умышленное убийство из корыстных побуждений. По этой статье срок еще
больше. Ты поняла, кретинка? И не пытайся со мной торговаться. Будет так, как я
сказал, и никак иначе.
Они свернули на забитое машинами Садовое кольцо и встали в
огромной беспросветной пробке.
– А теперь ты мне расскажешь, что у вас там произошло и
почему ты стреляла в отца. Только не смей врать. Я хочу знать правду.
Правду… Какую правду? Такую, которая ему понравится?
– А что говорит Вячеслав Антонович? Как он тебе это
объяснил?
– Никак не объяснил. Он в тяжелом состоянии, в реанимации.
Говорить не мог, когда я был у него.
– Вот у него и спроси, когда он сможет разговаривать. Что
толку в моих словах, если ты меня ненавидишь? Ненавидишь – значит, не веришь.
– Конечно, не верю. Но мне хочется услышать твою версию.
– Это было неосторожное обращение с оружием,– твердо
сказала Олеся.– Именно то, чего тебе и хочется. Так что можешь не
волноваться.
– Зачем же ты сказала про изнасилование?!– заорал
Григорий.– У тебя что, мозгов вообще нету? Как у тебя язык повернулся
ляпнуть такую глупость?
– За убийство при самообороне меньше дадут.
– Значит, можно марать грязью чужое имя, чтобы себя
выгородить, да?! Можно втаптывать в дерьмо меня и отца, людей, которые тебя
любили, заботились о тебе, как о родной, да?! Ты не просто глупая мразь, ты…
ты…
Он, задыхаясь, искал подходящие слова, лицо покраснело, на
виске вздулась вена. Олеся прикрыла глаза и оперлась затылком о подголовник.
Следователь сказал, что если Ситников выживет, ей будет лучше. Нет, лучше бы он
умер…
… Гриша улетел в Санкт-Петербург решать какие-то вопросы с
таможней по поводу пришедшего по морю груза, и Олеся предвкушала длинные
радостные выходные, проведенные вдвоем с Ситниковым. Ей было что ему сказать.
В субботу у Вячеслава Антоновича образовались какие-то
важные дела, и он сказал, что освободится ближе к вечеру и будет рад, если
Олеся встретит его дома горячим ужином. Ужин этот ей хотелось сделать
торжественным и нарядным, потому что разговор предстоял важный для них обоих.
Она примчалась часов в двенадцать, нагруженная сумками, и воодушевленно
принялась за уборку квартиры. Пусть все сверкает, блестит, пусть все будет
чистеньким и праздничным. Она даже сменила постельное белье и повесила в ванной
чистые полотенца. Пусть Слава запомнит этот день, потому что день этот –
особенный. Закончив уборку, Олеся так же вдохновенно взялась за приготовление
ужина. Потом приняла душ, вымыла голову, высушила и уложила волосы, сделала
макияж, стерла ободравшийся за время уборки лак с ногтей и нанесла свежий, того
цвета, который так нравится Ситникову.
Слава несколько раз звонил, говорил, что задерживается, и
просил не скучать. Пришел он около десяти, усталый, но в хорошем настроении,
поцеловал Олесю и сразу сел за стол. Она все выбирала подходящий момент, чтобы
сказать то, что собиралась. Наконец, ей показалось, что пора.
– Слава, я беременна,– с улыбкой сообщила она.
Он посмотрел на нее с сочувствием, как на больного котенка.
– Ой-ёй-ёй, бедная ты моя,– Ситников ласково погладил
ее по руке.– Большой срок?
– Семь недель.
– Ну ничего, срок хороший. Не переживай.
– Для чего хороший?– не поняла Олеся.
– Для аборта.
Она опешила.
– Слава, ты не понял. У нас с тобой будет ребенок. Это
совершенно точно твой ребенок, я все подсчитала…
Ситников аккуратно поставил бокал с вином и вытер губы
салфеткой.
– Олесенька, мы же с тобой, кажется, договорились: никаких
подсчетов. Только точное знание.
– Но я точно знаю!
– Только точное знание, которому я сам могу доверять.
– Ты что, не веришь мне? Думаешь, я обсчиталась?
– Детка, я ничего не думаю. Я терпеть не могу думать о том,
что думают другие и как они считают. Это бессмысленное занятие. Я верю только
самому себе. Мы с тобой решили раз и навсегда, что рожать ты будешь только
тогда, когда я тебе разрешу, а разрешу я тебе только тогда, когда сам буду
уверен, что ребенок – мой. Я тебе объяснял, какие условия для этого требуются.
Первое и основное: Гришино длительное отсутствие. Пока это условие не
соблюдено, нам нечего обсуждать. Так что ты сделаешь аборт, и мы закроем
вопрос.
– Славочка, послушай меня,– мягко заговорила
Олеся.– Мы с Гришей спим очень редко, я тебе сто раз говорила. Он много
работает и часто выпивает, у него есть другие женщины, и тебе об этом известно.
Он мной совсем не интересуется. Мы не были близки уже два месяца. Два месяца,
Слава. Это девять недель. А у меня – семь. Так что это может только твой
ребенок и больше ничей. Слава, пожалуйста, разреши мне развестись с Гришей. Мы
поженимся с тобой и будем растить нашего ребенка. Ведь мы же этого хотели с
самого начала, правда?
– Правда,– улыбнулся он.– И это обязательно так
и будет, я тебе обещаю. Но не сейчас. Не с этой беременностью.
– Но почему? Почему, Слава? Зачем ждать другого случая?
– Я должен быть уверен. А сейчас я ни в чем не уверен. И
вообще, я не понимаю, почему ты делаешь проблему из такой ерунды? Сделай аборт
– и все. И не о чем говорить. Сколько ты уже сделала? Пять? Десять? Ну так
будет еще один.
– Один,– тихо ответила Олеся.– Только один. До
того, как познакомилась с тобой. Если я сделаю второй аборт, то могу потом
вообще больше не родить, как же ты не понимаешь? И у нас не будет нашего
ребенка.
Эта мысль казалась ей кощунственной. Она никогда не
подозревала, что с такой невероятной силой захочет ребенка. О детях она всегда
думала как об обузе, ненужной и хлопотной, и втайне радовалась, что Гриша не
настаивает на том, чтобы она как можно быстрее рожала, а свекор не жалуется,
что годы идут, а внуков так и нет. Но теперь, когда все получилось случайно и
врач подтвердил беременность, Олеся сама себя не узнавала. Желание иметь
ребенка росло и крепло с каждым часом. Она была уверена, что это ребенок от Славы,
и еще больше готова была любить свое зарождающееся дитя. Ну как же можно его не
родить? Как же можно избавиться от него? Нет, нет и нет. Она убедит Славу,
уговорит, докажет ему… Этот желанный и любимый малыш обязательно родится, и она
будет растить его вместе с единственным мужчиной, со своим самым любимым, самым
лучшим, самым умным.
