Игорь Дорошин
Впервые в жизни я слышал, чтобы отец так кричал. Я бы даже
сказал - орал, хотя мама с детства приучила меня к тому, что в отношении
родителей нельзя употреблять грубые слова даже в мыслях. Папа не может орать,
он может говорить на повышенных тонах, не более того. Тем более папе нужно
беречь связки. Но сейчас он именно орал, какие бы синонимы и эвфемизмы ни
предлагали мне хорошее воспитание и толковые словари. А метрах примерно в
двухстах от нас остывали на осеннем асфальте два трупа…
Он стоял посреди своей персональной гримуборной, наполовину
«размытый», как сказали бы хирурги, то есть уже в махровом халате, но еще в
парике и с гримом злодейского графа ди Луны, и поносил меня разнообразными
малоприятными словами. Вообще-то мой батюшка, знаменитый баритон Владимир
Дорошин, частенько позволял себе повышать голос, но в нашей семье принято было
считать, что «папа выпускает пар» и ему это совершенно необходимо. К его чести,
надо заметить, что кричал он всегда обезличенно, например, что «никто не умеет
работать, не могут нормально подготовить спектакль (сцену, костюм, суфлера и
тому подобное)», что он завтра же объявит об уходе со сцены, что он не может
работать в такой обстановке, что гостиница во время гастролей была холодной и
он чуть не загубил горло, и все в таком духе. Ни разу я не слышал, чтобы крики
были адресованы конкретно маме, или мне, или человеку, с которым он в данный
момент разговаривает. Иными словами, если резюмировать кратко, папенька всегда
кричал на тему «все козлы» и никогда на тему «ты дурак».
Сегодня я стал свидетелем и участником первого исключения.
Великий Дорошин орал непосредственно в мой адрес. Меня, надо признаться, это
здорово шокировало.
Но случилось это вечером, в одиннадцатом часу, а день-то
начался весьма премило, развивался строго по составленному заранее графику и
даже был наполнен всяческими приятными эмоциями.
Проснулся я в восемь утра, точно по будильнику. Будильник
носит имя Ринго, десяти лет от роду, породу имеет неуточненную, ибо куплен был
не в питомнике и не через клуб, а с рук у бабульки возле центрального входа на
ВДНХ за какую-то совсем смешную сумму. Внешне Ринго сильно смахивает на
сибирского кота, но за чистоту крови поручиться не могу. У него овальные
раскосые глаза, короткая мощная шея, пучки шерсти между пальцами и черепаховый
окрас, и все это вместе весит полноценные восемь килограммов, так что, если
верить энциклопедии кошек, на сибирца он вполне тянет, но кто знает… В течение
первого года жизни Ринго познавал мир и прикидывал, какие бы правила
установить, чтобы жить было удобно. На втором году он определился и пришел к
ряду выводов, одним из которых и стало решение о том, что хозяин должен
вставать в восемь утра, потому как в восемь ноль пять их высочество желают
завтракать. Им так удобно. И на протяжении последующих девяти лет сие правило
неуклонно соблюдается. Если мне по какой-то причине нужно встать раньше, Ринго
относится к этому как к грубому нарушению режима, презрительно фыркает и даже
не подходит к миске, наполненной вкусненьким кошачьим паштетиком из красивой
баночки, пока не наступит законное время утреннего кормления. Будит он меня
сначала деликатно, вполголоса помяукивая возле моей подушки, но если это к
желаемому результату не приводит, он разбегается и со всего размаха плюхается
своим восьмикилограммовым телом примерно туда, где, по его представлениям,
должен находиться мой мочевой пузырь. Представления у старика Ринго правильные,
анатомию человека он знает не хуже профессионального врача, поэтому я
немедленно вскакиваю и бегу в сторону туалета, а там уж и место для кошачьего
кормления рядом.
Но сегодня до такого экстрима дело не дошло, я проснулся при
первой же «подаче голоса», осторожно вытащил руку из-под Катиной шеи и спустил
ноги с широченной кровати. Ринго одобрительно хрюкнул и, бодро задравши
пушистый хвост, потрусил к кормушкам, даже не давая себе труда оглядываться по
дороге, дабы убедиться, что я иду в нужном направлении. Знает, паршивец, что
никуда я не денусь. Мисок для кормления у меня чертова уйма, но в кухне на полу
аккуратным строем стоят шесть: пять для еды - по числу членов банды - и одна
большая, общая, - с водой для питья. Обычно к восьми утра возле мисочек
тусуются мальчишки: пятилетний серый с голубым отливом американский экзот
Дружочек с немыслимо аристократической родословной и двухгодовалый приблудный
потеряшка по кличке Айсор, гладкошерстный, абсолютно черный и с
малахитово-зелеными глазами. Судя по красоте экстерьера, тоже породистый, но
почему-то выброшенный хозяевами на улицу. Лаковый блеск шерсти наводит на мысль
о бомбейской породе, цвет глаз вполне может указывать на бенгальскую кошку, ну
а уж по месту рождения и проживания Айсору надлежит быть русской
короткошерстной. И чем он, такой немыслимый красавчик, не глянулся владельцу?
Девицы числом две, мама с дочкой, любят поспать подольше и просыпаются только
тогда, когда слышат сладостные звуки вскрываемых баночек с вожделенным
паштетом. Ну что вы на меня так смотрите? Да, у меня пять кошек. А будет еще
больше.
Пока я раскладывал завтрак по мискам, из спальни пришлепала
заспанная Катерина. Лохматая и завернутая в махровое полотенце, она показалась
мне еще более симпатичной, чем вчера вечером, когда мы познакомились.
- Что это? - с ужасом спросила она, мгновенно
просыпаясь.
Это она еще моих девчонок не видела… Впрочем, реакция вполне
ожидаемая.
- Коты, - коротко ответил я, наливая в питьевую миску
свежую воду из пятилитровой бутыли.
- Я думала, у тебя только один… Вчера же был один? - на
всякий случай уточнила она. - Или я напилась так, что ничего не помню?
В ее голосе зазвучал неподдельный страх. Катерина - хорошая
девочка, непьющая и даже некурящая, и мысль о том, что романтический бокал
вина, который я предложил ей «для знакомства», перерос в отвратительную пьянку
с малознакомым милиционером, казалась ей непереносимой.
Надо было ее успокоить, и я объяснил, что вчера вечером она
действительно видела только старика Ринго, добровольно взявшего на себя
обязанности ответственного квартиросъемщика и посему считающего своим долгом
свирепо бдить, кого это хозяин приводит на подведомственную территорию. Все
остальные ребята к гостям сразу никогда не выходят, на всякий случай прячутся
подальше и высовываются только тогда, когда уже не могут совладать с
любопытством. Наверняка они все приходили ночью в спальню поинтересоваться,
кого я привел на этот раз, но в темноте Катя их, конечно же, не видела, а
передвигаются кошки, как известно, совершенно неслышно.
- То есть у тебя три кота? - переспросила она голосом,
в котором сквозило почему-то уважение.
- На самом деле пять, - честно признался я. - Ты только
не волнуйся, это не опасно для жизни.
- А зачем? - задала она следующий вопрос.
Вопрос был резонным, но отвечать на него мне не хотелось.
Слишком длинным получилось бы объяснение, а к долгим беседам я расположен не
был. У меня сегодня трудный день, точнее, мне предстоит трудная вторая половина
дня, а в первой половине придется многократно разговаривать с матушкой, так что
силы мне еще пригодятся. Поэтому я ограничился коротким и всеобъемлющим:
