- Ладно, не злись. - Я чмокнул ее в упругую щеку,
вдохнул запах хороших духов и сладко зажмурился.
У нас со Светкой во многом, да почти во всем вкусы были
разными, но что касается духов - тут они полностью совпадали. От нее всегда
пахло так, как мне нравится.
- Между прочим, Юлия Валериановна родилась, когда
Пушкину было всего двадцать пять лет, а умерла, когда дедушка Ленин уже в
гимназии учился. Представляешь, какую жизнь она прожила? Всего-то шестьдесят
лет, а в них уместились и декабристы, и отмена крепостного права, и
народовольцы. Мне отсюда, из двадцать первого века, кажется, что это были
совершенно разные эпохи, а если вдуматься - одна жизнь, даже не самая долгая.
Все, Светик, я потопал, спасибо за обед.
- Погоди!
- Ну, что?
- Погоди, Игорек, у меня на тебя было три пальца
загнуто. Два я разогнула, спросила про стихи и выяснила насчет вчерашнего
скандала с Владимиром Николаевичем. Остался третий. Черт, не могу вспомнить,
что же я хотела.
Моя подруга Светка Безрядина состоит сплошняком из одних
достоинств, кое-где перемежающихся недостатками. Даже не недостатками, а
мелкими, малозначительными дефектиками, одним из которых является ее
патологическая неспособность запоминать, о чем она хотела спросить или
поговорить с человеком. Я когда-то давно посоветовал ей загибать пальцы по
количеству вопросов, которые нужно задать, или тем, подлежащих обсуждению. Ну в
самом деле, зачем запоминать так много, когда можно один раз сосредоточиться,
посчитать и потом держать в памяти только одно число. Это куда проще и
достаточно эффективно, во всяком случае, когда понимаешь, что обсудила два
вопроса, а пальцев загибала целых три, то напрягаешься и вспоминаешь, о чем был
третий палец, а если не помнить, что их было три, так и вовсе забудешь
навсегда.
- Вспомнишь - позвони, мне бежать пора, - я взялся за
ручку двери. - Надеюсь, это не жизненно важно?
- Я тоже надеюсь, - удрученно вздохнула Света.
- Но ты хотя бы вспомни: это ты сама хотела спросить
или тебя кто-то попросил?
- Да не помню я, - она с досадой тряхнула пышными
кудрями. - Что же я за курица такая безмозглая, а, Игорек?
- Светка, ты лучше всех на свете, - искренне утешил я
любимую соседку. - Я тебя обожаю.
Выйдя из подъезда, я заскочил к себе проверить зверей. И
правильно сделал, как выяснилось, потому что утром, будучи в расстроенных
чувствах, не нашел в себе моральных сил противостоять жалобным просьбам
четвероногих и дал, как обещали насчет коммунизма, «каждому по потребностям».
То есть кто, что просил, то и получил, причем в избытке: мяса, паштета,
крабовых палочек и консервированной кукурузы, до которой особенно охочи были
Айсор и Карма. В результате все пять лотков, стоящих в ванной, нуждались в
срочной очистке. Народец у меня в квартире собрался капризный и до ужаса
чистоплотный, невычищенный лоток для них - вещь неприкасаемая, посему, если бы
я не зашел сейчас домой, им, бедолагам, пришлось бы со своими насущными нуждами
терпеть до вечера, пока у меня не закончится прием населения.
***
В квартире, номер которой дал мне Иван Хвыля, по-прежнему
никто дверь не открывал, и я вернулся в свой околоток. Минут сорок провел в
обществе молоденькой Верочки, работающей с несовершеннолетними
правонарушителями: делился с ней полученной сегодня информацией о детках,
поселившихся в новом доме. А уже за час до начала приема населения ко мне пошел
народ. Я, знаете ли, поневоле стал крутым специалистом по телевизионным
программам, потому что пожилые женщины упорно не хотят приходить ко мне с шести
до восьми, им нужно сериалы смотреть в шесть часов, и я отношусь к этому с
пониманием. Какие еще радости у бабуськи, тем более если она живет одна? В доме
номер 16 опять стали тусоваться бомжи; в доме 5 по ночам что-то разгружают в
подвал, громыхают, спать не дают и вообще готовят теракт; Витька Семенихин
снова запил, бьет жену, выгоняет из дому в чем мать родила и громко поносит
власть, чем нарушает законное право соседей на мирный отдых. Насчет подвала мне
было все известно, никакого криминала, а вот с бомжами и алкоголиком
Семенихиным следовало разобраться сегодня же. Этим я и занялся с восьми до
девяти вечера, после чего уже в третий раз наведался к Павлику Анташеву.
Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти или чуть меньше,
очень, на мой взгляд, симпатичная, только глаза грустные. Надо полагать, бывшая
жена овдовевшего накануне бизнесмена Анташева. Интересно, она уже знает о
смерти Аллы? По идее, должна бы знать: если опера сработали нормально, то с ней
побеседовали в первую очередь, проверяя версию убийства из ревности.
- Здравствуйте. Участковый уполномоченный капитан
Дорошин Игорь Владимирович, - представился я.
- Марина Григорьевна, - женщина протянула мне руку и
неожиданно сильно сжала мою ладонь. - Вы пришли поговорить об Алле?
Так. Стало быть, знает. Ну ладно, она-то знает, а я пока не
в курсе. Иван велел сильно не нажимать, вот я и не буду.
- Алла - это ваша дочь? У вас с ней проблемы?
Из комнаты в прихожую вышел молодой парень, такой же
симпатичный, как Марина Григорьевна, и очень на нее похожий, но при этом ужасно
неприятный. Немытые волосы свисают вдоль скул, говорят, это нынче модно. На
носу маленькие очочки, щеки и подбородок покрыты пятидневной щетиной. Если
отвинтить голову, помыть ее, побрить, причесать и привинтить на место, то
Павлик Анташев будет выглядеть очень даже премило, а так он производил
впечатление неопрятности и неухоженности. Впрочем, возможно, я просто
придираюсь и ничего не смыслю в современной моде.
- Ну да, по возрасту Алла как раз в дочери годится, -
заявил он, проигнорировав этап приветствия.
- Паша! - с упреком воскликнула Марина Григорьевна.
- Да ладно, - Павел скривился.
Я достал блокнот с твердой обложкой и приготовился
изображать добросовестного участкового.
- Прошу прощения, я, вероятно, чего-то не понял. Я
обхожу новый дом, знакомлюсь с жильцами. Много времени у вас не отниму. Куда
можно пройти, чтобы побеседовать?
- Проходите в комнату, - пригласила мать. - Мебель пока
еще не вся куплена, так что стола и стульев нет, но можно сесть на диван.
- Ничего, - успокоил я ее, - я на коленке умею писать.
Одного быстрого взгляда мне хватило, чтобы понять: в эту
квартиру въезжали без ремонта, только, может быть, новые обои наклеили. Что
это, недостаток средств у Марины Григорьевны, воспитательная мера или
настойчивое желание сына поскорее переселиться от матери в отдельное жилище?
Подозреваю, что не первое и не второе, а именно третье. Судя по украшениям
бывшей жены бизнесмена Анташева, на ремонт однокомнатной квартирки денег у нее
вполне хватило бы. Один только деловой костюмчик от «Эскада», в который она
одета, стоит столько, что на эти денежки можно всю сантехнику здесь поменять с
обычной на элитную.
