В квартире Павла Анташева я пробыл еще минут пятнадцать, но
больше ничего существенного об убийстве Аллы Сороченко не услышал. И вот этот
факт и казался мне самым любопытным. По опыту знаю: люди непричастные, как
правило, стараются рассказать все, что знают, и даже то, чего не знают, строят
догадки, выдвигают версии и хотят быть полезными. Напрягают память и фантазию,
вспоминают и выдумывают, но им (не всем, конечно, но многим) ужасно хочется стать
тем главным свидетелем, благодаря которому преступление будет раскрыто. А люди,
которые ведут себя совсем не так, то есть отмалчиваются, уходят от вопросов и
ответов и ссылаются на то, что ничего не знают, на самом деле знают, и немало.
Разумеется, бывают и исключения, то есть человек отмалчивается не оттого, что
ему есть что скрывать, а просто характер у него такой. Ну неразговорчивый он,
что тут сделаешь? Или у него зуб болит. Или личная драма сердце разрывает.
Однако опыт показывает, что ежели при обсуждении убийства своего знакомого
свидетель молчит, то тут всегда есть о чем подумать.
Этими весьма, надо признаться, банальными соображениями я и
поделился по телефону с Иваном Хвылей, когда покинул матушку и сыночка
Анташевых. Было уже почти десять вечера, вчерашняя простуда, как-то подзабытая
под гнетом утренних переживаний и текущих рабочих проблем, снова выползла
наружу и приподняла голову, дескать, але, молодой человек, лечить меня будем
или где? Я тоже живая, мне кушать надо, и ежели ты мне не закинешь в топку
какое-нибудь лекарство, то я начну поедать твое драгоценное здоровье.
Заехав в аптеку и купив какой-то противопростудной ерунды, я
вернулся домой и минут пять решал, какова будет последовательность действий.
Действий было несколько: поесть, позвонить родителям, накормить зверей,
поменять кассеты в записывающей аппаратуре, выпить лекарства. Что сделать в
первую очередь, а что потом? С одной стороны, очень хотелось есть, вкусный
Светкин обед давно разошелся на успешно потраченные калории, с другой стороны,
коты тоже голодны, и их жалко. Утром я забыл, погрузившись в горестные раздумья
о себе и собственных родителях, вынуть мясо из морозильной камеры, и теперь
размораживать его придется в микроволновке. А микроволновка у меня всего одна,
и если положить туда мясо, то мой ужин уже не влезет, потому и приходится
решать, кого кормить в первую очередь, себя или зверинец. С кассетами все не
так сложно, их можно поменять в любой момент, просто для этого нужно обойти всю
квартиру (надо заметить, немаленькую), а сил нет. С лекарствами куда сложнее, я
никогда не мог запомнить, какие препараты следует принимать до еды, какие -
после, а какие во время приема пищи. Вот эти, которые от простуды, - их когда
пить? Хоть убейте, не помню. Можно спросить у мамы, но она тут же начнет
переживать, придумывать мне страшные болезни, а утром рассказывать о бессонной
ночи, проведенной в тревоге о моем здоровье. Нет, у мамы спрашивать нельзя.
Можно позвонить Светке, она тоже знает, но это чревато тем, что Светка, если
она дома, тут же примчится меня лечить. Я, конечно же, всегда рад ее видеть, но
категорически не хочу, чтобы она из-за меня бросала семейные дела, мужа и двоих
детей и бежала на ночь глядя поить лекарствами нерадивого соседа и ставить ему
банки с горчичниками. И, наконец, самое ответственное дело - разговор с
родителями. Учитывая количество звонков, поступивших от мамы за вчерашний вечер
и сегодняшний день и оставшихся без ответа, разговор предстоит нелегкий. Меня
будут сначала ругать, потом упрекать, потом требовать объяснений, и все это
окажется сдобренным вонючей приправой в виде советов бросить эту работу и
рассказов о том, как им за меня стыдно. Короче, приятного мало, неприятного -
много, но пройти через это все равно придется. Не звонить нельзя, родители все-таки.
В результате мучительных раздумий я решил поставить на разморозку кошачье мясо
и одновременно позвонить. Пройду через самое необходимое сразу и потом уже
стану предаваться удовольствиям в виде вкусной еды и полезного лечения.
- Папа весь день лежит, не встает, - сообщила мама
трагическим голосом. - У него плохо с сердцем после вчерашнего.
- Но ведь премьера прошла суперуспешно…
- При чем тут премьера! Папа очень расстроен из-за
твоего поведения. Ты его ни в грош не ставишь. Мало того, что ты не сделал так,
как он велел, так ты еще и в ресторан не приехал. Игорь! Что ты себе
позволяешь? Как ты себя ведешь? Это какой-то кошмар! Ты весь день не подходил к
телефону. Ты плюнул папе в душу и теперь скрываешься.
- Мама, я работал, а не скрывался. Я тысячу раз
объяснял тебе, что мне неудобно вести домашние разговоры во время работы, я же
все время на людях…
- Не надо мне ничего объяснять! Ты глубоко оскорбил
папу вчера, он до сих пор не может прийти в себя.
В общем, я мог бы начать волноваться за папино здоровье,
если бы не знал совершенно точно, что сердце у него работает лучше, чем у
многих молодых. Благодаря неустанной маминой заботе великий Владимир Дорошин
дважды в год проходит полную диспансеризацию у самых лучших врачей, раз в год -
у нас, в России, и раз в год - в Европе, так что за состоянием его здоровья
ведется неусыпный надзор. В последний раз кардиограмма у него была просто
блестящая, а состояние сосудов вызвало удивление даже у видавших виды докторов:
чтобы в таком возрасте да при таких нагрузках - и такие результаты! Помнится,
было это не далее как два месяца назад, и мама тогда долго и подробно
рассказывала мне о проведенных исследованиях, и мы вместе радовались за папу.
Так что если он сегодня целый день лежит и не встает, то не оттого, что у него
плохо с сердцем, а исключительно оттого, что у него большие проблемы с
самолюбием, гордыней и уважением к чужой личности. Оснований для беспокойства,
конечно, никаких нет, но все равно это же мой отец, я его очень, очень люблю, и
мне его ужасно жалко. Мне стыдно, что я своим поведением заставил его так
сильно переживать. И пусть его переживания кажутся мне неправильными, мне все
равно стыдно, и сейчас я готов на все, лишь бы он перестал расстраиваться.
Мамин голос взмывал волнами негодования и опадал,
перемежаясь всхлипами, а я - наглец! - доставал из микроволновки мясо,
раскладывал по мискам, насыпал сухой корм тем, кому мясо не полагалось,
бдительно следил за Айсором, который пытался оттеснить малышку Карму от ее
миски и слопать предназначенный для нее антрекот, разглядывал содержимое
холодильника и прикидывал, чего бы такого питательного съесть на ужин. Я даже
успел с трубкой в руке обойти всю квартиру и поменять кассеты.
- Сынок, а что Катя? Ты с ней виделся?
Вопрос застал меня врасплох, переход оказался неожиданным.
Только что я слушал печальную песнь о том, как отравил своим профессиональным
выбором жизнь любимым родителям и как гадко поступил, не явившись на банкет, и
вдруг Катя какая-то… Я даже не понял, о ком речь.
- Катя? - переспросил я.
- Ну да, Катя, эта девушка с телевидения. Она мне очень
понравилась. Я же велела тебе присмотреться к ней повнимательнее. Сегодня по
каналу «Культура» был ее репортаж о премьере. Дивно, просто дивно! И папа так
хорошо выглядел! Мне уже все приятельницы позвонили.
