Пойдем с другой стороны. Где Алла взяла билет на премьеру?
Купила в кассе или получила от кого-то из артистов или музыкантов. Участники
спектакля дружно утверждают, что никто Аллу Сороченко не знает и билетов ей не
оставлял, не передавал, не дарил и на спектакль ее не приглашал. Значит, она не
из числа личных друзей. Что остается? Круг заинтересованных профессионалов -
критиков, театроведов, музыковедов, к коим бывшая модель ну никак не относится.
Круг приезжих, которые хотят походить по московским театрам, все равно по
каким, и к ним Аллу тоже причислить нельзя. Есть еще круг тех, кто ходит в
театр за компанию, пригласит кто-нибудь, купит билеты - чего ж не пойти? Но
если Алла была одна, то этот вариант не проходит, а если пришла в театр с
нейтральными знакомыми, то где они, почему никак себя не проявили на месте
убийства? И последний круг - истинных любителей, которые готовы бежать в любую
погоду за тридевять земель, чтобы послушать любимую оперу или любимого
исполнителя. Неужели Алла именно такая? Чудны дела твои, господи. Впрочем, я
знаю о ней так мало, что вполне могу допустить и такой изыск. Может быть, она
училась музыке, собиралась стать певицей, но по каким-то причинам не сложилось,
голос подвел или судьба пошла по другой дорожке, перевесила красивая внешность,
замаячили большие деньги в модельной перспективе… Мало ли как могло пойти. А
любовь к опере осталась. Правда, Хвыля сказал, что спрашивал об этом у ее мужа
Анташева, и тот с уверенностью ответил, что классической музыкой Алла не
интересовалась и зачем она пошла на оперу - представления не имеет. Но ведь
пошла же зачем-то! Мелькнула шальная мысль о том, что Алла работает на
иностранную разведку и в театре у нее была назначена встреча с резидентом или
агентом, но я тут же одернул себя и заставил вернуться на грешную землю. Хотя
мысль сама по себе не так плоха, как кажется на первый взгляд, ибо в нее хорошо
вписывается и то, что она была в театре одна, и убийство, которое выглядит как
заказное, то есть профессионально исполненное. Но делиться этой мыслью с Хвылей
я не стану, не хочу быть посмешищем.
Есть еще одна лазейка, в которую можно попытаться
протиснуться, чтобы понять, что привело Аллу в театр. Она не покупала билет в
кассе, а пришла по чужому билету. Знаете, как это бывает? Артист приглашает
знакомого на спектакль и говорит, что у дежурного администратора будет лежать
билет на его фамилию, к примеру, Васькин. А Васькин идти на спектакль не хочет
или не может, ему неинтересно, дела у него, времени нет или заболел. И он
предлагает кому-то пойти вместо него. Подойди, говорит, к окошку
администратора, там лежит билет на фамилию Васькин. И человек по фамилии
Петькин идет слушать оперу по билету, предназначенному для Васькина. Артисты
искренне утверждают, что никакого Петькина не знают. И что получается? Зато
Петькина знает Васькин, который на спектакль не пришёл, но может объяснить,
почему Петькину захотелось послушать оперу и с кем он собирался туда пойти.
Ведь оставляют, как правило, по два билета, очень редко кто ходит в театр в
одиночестве. Значит, нужно искать Васькина. А для этого придется заново
опрашивать всех участников спектакля и выяснять, все ли, кому они оставляли
билеты у администратора, пришли или кто-то не смог, а потом у тех, кто не смог
прийти, выяснять, предлагали ли они кому-нибудь пойти вместо них. Вот
морока-то! И главное - сделать невозможно, потому что оперативники заниматься
этим совершенно точно не станут, не тот масштаб, трудозатраты огромные, а в
результате они получат ответ на вопрос, почему Алла Сороченко была в театре и
была ли она там одна или с кем-то, а информация эта ИМ сто лет не нужна, ведь
они разрабатывают версию об убийстве из корыстных побуждений, целью которого
являются деньги Анташева, а не Алла как таковая с ее сомнительной любовью к
итальянской опере и хорошему вокалу. Этим заняться мог бы я сам, тем более я
многих артистов знаю, но кто же мне позволит? Не та территория, не та
должность, не тот круг должностных обязанностей. Как только я сунусь в театр,
мне тут же по шапке надают, сперва оперативники и следователь, которые ведут
дело, за самодеятельность, а потом и папенька - за то, что позорю его своим
низким профессионализмом и природной глупостью. Плавали, знаем.
Я методично поглощал пирожные, запивал их чаем и с тревогой
замечал, что Светка нервничает все больше и больше. Она не выпускала из рук
телефонную трубку и, мило улыбаясь и отвечая на вопросы журналистов, вернее,
ловко уворачиваясь от прямых ответов, то и дело набирала номер, но ни с кем не
разговаривала. После каждой такой попытки дозвониться она становилась чуть
бледнее, чуть напряженнее, и я понимал, что происходит. Она пытается
дозвониться Борису. Ах, бедная Светка! Только я один понимал, что с ней
происходит.
Борис был болен. Как выяснилось, неизлечимо. Сначала его
замучили головные боли, он наблюдался у невропатолога, который и настоял на
том, чтобы провести ядерную магнитно-резонансную томографию. Оказалось, что у
него аневризмы сосудов головного мозга, причем неоперабельные. Местонахождение
аневризм таково, что при операции могут быть повреждены жизненно важные центры,
и ни один хирург не брался оперировать, ни у нас в стране, ни за рубежом.
Заболевание протекает бессимптомно, просто голова болит - и все, но если
происходит разрыв аневризмы, то в лучшем случае наступают инсульт и паралич, а
в худшем - сами понимаете что. И случиться это может в любой момент, если будет
спровоцировано повышение внутричерепного давления. То есть опасность
представляет буквально все: тяжелая простуда, грипп, стресс, опьянение, травмы,
авиаперелеты - да что угодно. Вот уже четыре года Светка и Боря живут с
пониманием, что каждую секунду может наступить конец. И каждый раз, когда Борис
не отвечает на звонки, Светка сходит с ума. А ведь что такое мобильный телефон?
Въехал в тоннель - и он уже отключился, вошел в лифт - то же самое. Если Света
ухитрялась позвонить мужу именно в этот момент, у нее начиналась паника. Да,
она все понимала про лифты и тоннели, но точно так же понимала, что с Борисом
могла приключиться беда и при падении он повредил телефон, который теперь не
работает. Не лучше бывало и в те моменты, когда телефон работал, но Боря не
отвечал. Опять же Светка понимала, что он мог оставить телефон где-то на
несколько минут, да в туалет пойти, в конце концов, но ведь причина Борькиного
молчания могла оказаться и иной. Одним словом, ее жизнь превратилась в
нескончаемый ад. Надо отдать должное Борису, он, когда мог, регулярно, раз по
пятнадцать в день, отзванивался жене, просто чтобы сказать, что с ним все в
порядке, но такие систематические звонки не всегда бывали удобны. Когда ты один
- делай что хочешь, а когда ты на людях? Как ты будешь объяснять, что каждые
полчаса звонишь жене? Что о тебе подумают? В этом и состояла основная трудность
их нынешней жизни: о болезни Бориса, кроме него самого и Светы, знали только
два человека - врач и я. Таково было принятое Безрядиными решение, и пока оно
оставалось неизменным. Ни родители Бориса, ни дети, ни тем более посторонние
ничего не знали. В принципе, логика была мне понятна, хотя я ее и не
поддерживал: никто не будет иметь дело с продюсером, который в любую секунду
может… ну, сами понимаете.
Повседневная жизнь Безрядиных претерпела самые радикальные
изменения, из нее были исключены все возможные факторы риска. Борис не летал
самолетами, куда мог - добирался на поездах и перекладных, а туда, куда поезда
не ходили совсем, не ездил, посылая вместо себя доверенного человека. В периоды
эпидемий гриппа не появлялся в общественных местах, где велика вероятность
заражения вирусом, отказывался от посещений ресторанов, приемов, избегал людных
мероприятий. Он «правильно» одевался, чтобы не простудиться, не сидел на
сквозняках, не пил кофе и не употреблял алкоголь. Он перестал водить машину и
нанял шофера, чтобы, во-первых, не нервничать в дорожной ситуации, а во-вторых,
сидеть на самом безопасном пассажирском месте - правом заднем, дабы в случае
аварии максимально снизить риск травмы головы. За ним прочно закрепилась
репутация человека с большими странностями, но он считал, что это в любом
случае лучше, нежели понимание, что с ним нельзя строить долгосрочные планы и
затевать проекты.
