Мама вернулась, держа в руках полный набор принадлежностей
для бассейна: плавки, два полотенца, махровый халат и резиновые шлепанцы.
Я быстро прошел узким коридорчиком в пристройку, где
находились бассейн и сауна. Отец сильными неторопливыми движениями рассекал
голубую водную поверхность. Бассейн в родительском доме неширокий, примерно на
две дорожки, но достаточно длинный, двадцать метров, так что папе с его хорошо
поставленным брассом есть где размахнуться.
Он плыл, сосредоточенно и заметил меня только тогда, когда я
спустился по лесенке и оказался возле него.
- Привет, - весело поздоровался я. - Сколько тебе
осталось?
- Четыре, - ответил он, уплывая от меня.
Это означало, что ему нужно проплыть туда и обратно четыре
раза, чтобы получился километр, который папа проплывает, если есть возможность,
каждый день. Я не спеша шевелил руками и ногами, мотыляясь от бортика к бортику
и изображая плавание. Не то чтобы я не любил плавать, отнюдь, у меня вообще со
спортом отношения более чем доброжелательные, дома даже тренажеры стоят, и я на
них регулярно занимаюсь, но сейчас мне хотелось сосредоточиться и подготовиться
к разговору, который легким быть не обещал.
Папа наконец остановился, вылез из воды и потянулся к
лежащему на шезлонге халату. В свете последних событий я невольно окинул его
оценивающим взглядом. Таким взглядом мы иногда смотрим на своих соперников,
пытаясь понять, чем они лучше нас. Ничего особенно привлекательного я не
увидел, обычное тело почти шестидесятилетнего мужчины, ведущего здоровый образ
жизни, то есть не дряблое, плотное, крепкое, на талии и животе - приличный слой
жирка, но благодаря очень широким плечам и мощной грудной клетке отец все еще
кажется стройным. В меру волосат. Ноги коротковаты и кривоваты, да и волос на
голове не «до фига и больше». Что в нем нашла красавица Алла Сороченко? А если
она была не первой и не единственной папиной любовницей, если он и раньше
изменял маме, то что в нем находили другие женщины? Деньги? Славу? Это
объяснение годилось бы, если бы папа, как это принято, например, в Голливуде,
выводил своих подруг на официальный уровень, появлялся бы с ними всюду, ездил в
круизы, открыто тратил на них деньги и фотографировался на обложки модных
журналов. Но здесь же все иначе: если женщины получали от отца деньги, то очень
небольшие, потому что расход больших денег невозможно было бы скрыть от мамы, а
о славе и вовсе говорить нечего. Зачем им мой отец? Что в нем есть такого
необыкновенного? Но ведь что-то же есть, иначе не было бы в его жизни Аллы
Сороченко. Наверное, я действительно совсем не знаю своего отца. И почему нам
всегда кажется, что мы своих близких знаем наизусть и видим их насквозь? Ничего
мы не видим и ни черта не знаем.
- Я пойду в сауну минут на десять, а ты плавай, -
сказал он, заворачиваясь в халат.
- Подожди, пап, я с тобой, - заторопился я к лесенке.
- Но ты же почти не плавал. Плавай, я пока попарюсь,
потом я уйду, а ты будешь париться.
- Папа, погоди, - настойчиво повторил я. - Нам нужно
поговорить.
Он недоуменно вскинул реденькие бровки.
- О чем? О твоем хамском отношении ко мне и к маме? О
том, что ты опозорил меня на весь театр? О том, что ты счел возможным не прийти
на банкет и поставить меня в дурацкое положение перед гостями? Если ты
собираешься извиниться и пообещать, что это впредь не повторится, я готов тебя
выслушать.
О как! Круто забирает папенька, с места в карьер. Ну что ж,
мне же проще.
Я вылез из воды и накинул халат. Папа, не дождавшись от меня
ответа, неторопливо и гордо удалялся по выложенному бирюзовым и кремовым
кафелем полу в сторону сауны. Ровный шаг, прямая спина - даже в банном халате
он смотрелся королем, столько в нем было достоинства и непоколебимой
убежденности в своей правоте.
- Смею тебе заметить, - негромко сказал я ему в эту
прямую гордую спину, - что ничего из вышеперечисленного не произошло бы, если
бы ты с самого начала был честен или хотя бы искренен.
Отец замер, потом медленно повернулся ко мне лицом.
- Что ты хочешь сказать? В чем я был нечестен и
неискренен?
- Когда я пришел в твою гримуборную и спросил, кто из
присутствующих знает Аллу Сороченко, ты промолчал. Если бы ты сразу сказал, что
она пришла в театр по твоему приглашению, что она - твоя знакомая, я не тратил
бы время на опрос всех артистов и музыкантов, а спокойно поехал бы вместе со
всеми на банкет. Я не остался бы в театре до поздней ночи, разговаривая с
каждым, кто там работал в тот вечер, не задавал бы им глупых и
непрофессиональных вопросов и не пачкал бы твой светлый образ. Если у тебя есть
что возразить мне, я готов тебя выслушать.
Если бы передо мной стоял обычный мужчина, он в подобной,
ситуации, как в кино показывают, обмяк бы и сразу словно постарел лет на
десять, а то и на все двадцать. Плечи опускаются, подбородок дрожит, глаза в
пол - словом, сами знаете, как актеры это умеют изображать. Но не таков мой
папенька! Он не актер, играющий разоблаченного стареющего ловеласа, он сам по
себе Актер, Артист, поэтому сейчас он, может, самообладание и утратил, но
только не царственную осанку и спокойное выражение лица.
- Значит, они все-таки тебе сказали… Подонки. Они
обещали, что ты ничего от них не узнаешь. И после этого ты хочешь, чтобы я не
стыдился твоей профессии, твоей принадлежности к этому клану тупых болтливых
обманщиков?
Ну, батя! Бурные и продолжительные аплодисменты. Двадцать
пятый съезд КПСС отдыхает. Даже когда он совершенно не прав, он все равно прав,
а все остальные - в данном случае я, Хвыля и следователь - не правы. Вот это
талант, вот это реакция! Обзавидуешься.
- Успокойся, они ничего мне не говорили. Кстати, они
очень удивились, когда узнали, что мне все известно.
- Вот как? Откуда же ты узнал? Кто тебе сказал? -
недоверчиво прищурился отец.
- Можно подумать, что вы с госпожой Сороченко были
такими великими конспираторами, что никто в целом мире не мог знать о вашем
романе, - усмехнулся я. - Очень многие знали, уверяю тебя.
- Я хочу знать, кто тот негодяй, который тебе сказал.
- Не сверкай глазами, пожалуйста, - спокойно ответил я,
- я все равно тебе не скажу. Давай сядем и поговорим, пока рядом нет мамы.
- Нам не о чем говорить. Не думаешь же ты, что я начну
оправдываться перед тобой? Или, может быть, ты ждешь от меня покаяния? Ты
посмел упрекнуть меня в нечестности, а о маме ты подумал? Ты подумал, как это
выглядело бы, если бы я при ней и при всем честном народе признался, что знаком
с убитой женщиной?
- Сядь, пап, - повторил я и подал пример, усевшись в
один из шезлонгов, стоящих вдоль стеклянной стены. - Ты мог бы солгать,
придумать что-нибудь, сказать, что она - деловая знакомая или чья-то
родственница, для которой тебя попросили оставить билет. Ты мог сказать любую
глупость, но дать мне понять, что не нужно больше ходить по гримуборным и
задавать вопросы. Мы с тобой вышли бы в коридор, и один на один ты сказал бы
мне все, что посчитал нужным на тот момент. Пусть это была бы неполная правда,
но мы избежали бы кучи проблем. Неужели это непонятно?
