- Нет, непонятно.
Отец наконец сдал позиции и уселся на соседний шезлонг, но
осанку по-прежнему держал королевскую. Я - хоть убей! - не понимаю, как это
можно делать на таком специфическом сиденье.
- Мне непонятно, каким образом мое признание могло бы
решить проблему твоего безобразного отношения к собственным родителям.
Как я только что сказал? «Отец сдал позиции»? Ошибочка
вышла, никаких позиций он не сдал, сами видите. Я ему про Аллу, а он мне - про
меня, такого нехорошего. Упирается до последнего. Вероятно, упрямство в нашем
роду передается генетически. Я обреченно вздохнул.
- Если тебе непонятно - объясняю. Когда человек сразу
честно отвечает на вопросы милиции, он дает понять, что чист перед законом.
Если же он начинает лгать, то есть скрывать правду, у милиции возникает
законное подозрение, что эта правда как-то связана с преступлением, О чем тебя
спрашивал следователь?
- Я не намерен…
- И не надо, я тебе и так скажу, - прервал я его. -
Пока он спрашивал тебя только о том, не говорила ли Алла, что ей кто-то
угрожает и что у нее неприятности, не жаловалась ли на врагов, не называла ли
их имена. Пока - я подчеркиваю: пока - следствие пытается отработать версию
убийства твоей любовницы в связи с деловыми контактами ее мужа. Но очень скоро
к тебе придут снова и будут задавать уже совсем другие вопросы.
- Какие же? - в папином голосе звучало холодное
высокомерие.
Интересно, он когда-нибудь теряет самообладание? Или тот
случай в гримерке, сразу после убийства Аллы, был единственным? Да и то это
ведь было понарошку, не в самом деле, ему просто нужно было прикрыть настоящее
горе и подлинный страх какой-то ширмочкой, и в качестве такой ширмы он выбрал
напускную ярость. То обстоятельство, что он не растерялся и смог это сделать,
говорит не о потере самообладания, а вовсе даже о противоположном. Он прекрасно
держал себя в руках.
- Вопросы, папа, которые ориентированы на совсем другую
версию. Версию о том, что Аллу Сороченко убил ее любовник, то есть ты.
- Да как ты смеешь!
Ну слава богу, свершилось. А то я уж начал бояться, что
помру, так и не увидев папу, вышедшего из себя.
- Ты соображаешь, что говоришь? Ты смеешь обвинять
своего отца в убийстве?! Да ты…
Нет, у меня положительно нет времени выслушивать эти тирады
до конца, в любой момент может зайти мама и поинтересоваться, почему мы не идем
к столу, если уже не плаваем, а если мы мирно беседуем, то она тоже хочет
присоединиться. Пришлось снова проявить невежливость и перебить старшего:
- Речь не о моем отце, пойми ты это.
- А о ком же?
- Речь о человеке по имени Владимир Николаевич Дорошин,
у которого была любовница. Любовницу убили. Дорошин скрывает знакомство с ней,
значит, он причастен к убийству. Нужно только найти мотив. Если бы Дорошину
нечего было скрывать, он сам немедленно пришел бы в милицию и рассказал все,
что знает об убитой. А он этого не сделал. Ну, пап, это же прописные истины,
мне, право же, просто неловко их тебе объяснять.
- Что ты несешь? Зачем мне было убивать Аллу?
- Пап, это не я несу, это говорит некий обезличенный
работник милиции. Он имеет полное право так думать, а ты не сделал ничего для
того, чтобы он так не думал. Ты же не хотел, чтобы я занимался этим делом,
чтобы я в него лез, ты же хотел, чтобы им занимались те самые обезличенные
милиционеры, которые лично тебя не знают и никаких теплых чувств к тебе не
питают, вот они и занимаются, а я просто объясняю тебе, что и как они думают.
Или будут думать не сегодня завтра.
- Но зачем, зачем мне ее убивать?
- А я почем знаю? - Я пожал плечами. - Может, ты ее
ревновал, может, у нее появился новый любовник, и тебе это не понравилось. А
может быть, она стала слишком требовательной, ей нужно было больше внимания,
больше денег, она хотела быть не тайной возлюбленной, а полноправной законной
женой и блистать не в московских бизнес-тусовках сомнительного качества, а в
высшем свете на венских балах. Откуда я знаю, что там между вами происходило?
- Ты не смеешь!
- Папа, перестань. Сначала будут подозревать тебя,
таскать тебя на допросы, выявлять твои связи, опрашивать твоих друзей и
знакомых. Не жаловался ли ты на неверность Аллы или на ее чрезмерную
настойчивость? Не было ли у тебя долгов? Все понимают, что в момент убийства ты
был в гримерке, на виду у десятка человек, но неужели ты думаешь, что это
освобождает тебя от подозрений? Такая штука, как наемные убийцы, в
простонародье называемые киллерами, придумана как раз для таких случаев. Вот и
будут выяснять, не искал ли ты выходов на киллера. Твоя связь с Аллой все равно
вылезет наружу, о ней узнают все, в том числе и мама, скрыть тебе ничего не
удастся. А потом знаешь что произойдет?
- И что же?
- Потом возьмутся за маму. И заметь себе, мы говорим
сейчас нею моей маме, а о Татьяне Васильевне, жене не моего отца, а некоего
Дорошина, который завел себе молодую любовницу.
- Не понимаю, к чему ты ведешь. Почему не мама, а жена
Дорошина, и с каких это пор я перестал быть твоим отцом и превратился в некоего
Дорошина? Что за бредни у тебя в голове, Игорь?
- Я тебе объясняю, а ты упорно не хочешь понимать.
Татьяна Васильевна узнает, что у ее мужа есть любовница, представляющая
реальную угрозу многолетнему браку. Или, как вариант, браку она не угрожает, но
появляется риск для певческой карьеры Дорошина, потому что жизнь с молодой
любовницей несет в себе угрозу режиму, здоровью и нервной системе великого
певца, а это, в свою очередь, может сказаться на голосовом аппарате. А это -
сам понимаешь - влечет за собой отмену выступлений, разрыв контрактов, потерю
репутации и соответствующие финансовые потери, с чем Татьяна Васильевна
смириться никак не может. И она решает избавиться от помехи. Она тоже была в
момент убийства в гримерке? Пустяки, папа! Про киллера я тебе уже рассказывал.
Маму начинают интенсивно допрашивать, может быть, даже берут под стражу и
запихивают в общую камеру с уголовницами, наркоманками и проститутками, а тем
временем пытаются выяснить у ее подруг и знакомых, знала ли она об измене мужа
и как относилась к сопернице, не строила ли коварных замыслов устранить
разлучницу и все такое. А Татьяна Васильевна вынуждена будет оправдываться,
доказывая, что она ничего про любовницу мужа не знала и даже не подозревала,
выставлять себя на посмешище, и все это будет для нее крайне унизительно. Ну
как, впечатляет?
- Это возмутительно!
Ох, хороши в моем саду цветочки, а акустика в бассейне еще
лучше. Папа говорил негромко, даже тихо, но «в маску», а когда задействован
резонанс, то даже самый слабый звук, издаваемый без малейшего напряжения,
разносится далеко-далеко. Дай-то бог, чтобы мама не услышала. Впрочем, дом
построен с таким расчетом, чтобы на пути любых звуков вставали непреодолимые
преграды: папа любит тишину, а уж когда он репетирует или думает, ему мешает
каждый шорох.
