Андрей вдруг скосил вспыхнувший настороженный взгляд на окно, к чему-то прислушался. Мимо окна по доскам, на уровне глаз протопали две пары сапог, заляпанных краской. Свежие, из другой жизни голоса. И шустрые тени, пробежавшие по комнате, были тоже молодые и веселые.
– Туфли купила австрийские, – прозвенел беспечный голос.
– Невезучая я, – чирикнул второй голос той же породы. – Все ждала, думала. А теперь нет того фасона.
Появились две небольшие красные руки, ловко заправили тренировочные штаны в пятнистые сапоги. Все исчезло вместе с живыми тенями.
«Если он встанет на подоконник, он сможет щупать их за ноги», – подумала Анна, стараясь отогнать эту нечистую мысль, пришедшую из той, старой жизни, которую она так старалась стереть из памяти.
Сквозняк свистнул в дыре. Озабоченно пробормотал что-то свое, пыльное.
– Трубы меняют, – словно отвечая сквозняку, сказал Андрей, не переставая тем временем к чему-то прислушиваться.
«И что он все прислушивается? – опасливо подумала Анна. – Ждет еще кого-то?»
– А ты шикарно выглядишь, – взгляд Андрея ощутимо прошел по ее лицу.
– Еще бы. Старухой стала, – безжалостно сказала Анна.
– Зачем? Нет, еще красивее. – Он облокотился о спинку стула, и Анна заметила, каким костлявым и острым стало его плечо. В растянутый ворот свитера она увидела длинную и белую выпирающую ключицу.
– Ты какая-то другая, изменилась. Похудела. Стала меньше краситься, тебе идет. Глаза такие же. Только в них какая-то точка, точка, не пойму, – он вдруг вздохнул, будто сожалея о чем-то утраченном, когда-то близком и доступном, а теперь невозможном и ненужном.
– И ты другой.
– Что? Заметно? – Он вздрогнул и быстро посмотрел на нее.
– Заметно.
– Ну… Просто замотался, – отчужденно протянул он. Движением надменным и равнодушным откинул голову. – Надоело все. Еще этот ремонт чертов.
– А где Лапоть, где все?..
– Прогнал давно. – В прищуренных глазах блеснул ртутный холод. – Знаешь, а ты мне часто снишься. – Он улыбнулся струпчато-запекшимися губами. – И все держишь – то за плащ, то за локоть. А сегодня приснилось: ухватила меня за мизинец. Сама маленькая, а вцепилась, не вырваться. Тянешь куда-то.
И ты мне снишься, хотела сказать Анна, но удержалась, не желая открыть ему даже малую часть своей души.
Он без труда прочитал ее мысли, понял и улыбнулся почти ласково, но безразлично. Взгляд его был затенен какой-то тревогой.
– Почему-то все тянется, тянется на этот раз, все никак… – пожаловался он сквозь стиснутые зубы. Анне показалось, что зубы у него стали хрупкие, тоже из гипса. Если он стиснет их покрепче, посыпятся осколки и пыль.
– Болен ты, тебе лечиться надо, – вырвалось у Анны.
– Такая тощища, не поверишь. Пора, пора… Это же глупо, наконец, – уже с откровенной болью проговорил он, – сколько можно ждать?
– Чего ждать? – прошептана Анна.
– Да так, – отмахнулся он. – Тебе не понять. Ну, почему, почему он тянет? Лапоть говорит: подождать надо, скоро, но надо подождать. Все наладится. Вот и зуба серого у тебя нет. Это его очень волнует, Лаптя. Я-то давно понял, что-то не так. А Лапоть просто бесится, ему надо, чтоб все было как всегда, – насмешливо, но как-то брезгливо проговорил он.
Анна облизнула пересохшие губы. Он вдруг близко наклонился к ней.
– Все знакомое, все попробовал. И язычок твой розовый, сладкий. Ведь все было. Было ведь? – Îн нечисто рассмеялся.
Но тут же, забыв о ней, тряхнул головой, волосы упали ему на лоб, пыль перхотью посыпалась на плечи. Анна увидела: под ногтями у него белеет известка.
Какая-то жилка дергалась на его виске, стараясь прорвать истончившуюся кожу.
«Болен, совсем болен, запущен, – безнадежно подумала Анна. – Что-то надо делать, но что я могу?»
Анна в недоумении глядела на его разгорающиеся далеким огнем глаза.
– Твой-то, Сашка, и здесь ничего не успел, и там не соображает! – Он повернулся к ней, лицо его исказилось. Его руки дотянулись до Анны, он схватил ее за плечи и больно встряхнул. Она почувствовала каменную твердость и дрожь его пальцев. Та же дрожь сотрясала все ее тело.
– Ну, вот сейчас! Сейчас! – задыхаясь, исступленно выкрикнул он. – Вот она, минута! Та самая. Сейчас он войдет! Чувствую! Он – тут! Ближе, ближе!.. – Он притиснул к себе Анну и бешено повернул голову к двери. – Я готов. Слышишь! Входи! Ну же! Ну! – Нечеловеческое ожидание, нетерпение заставило его оскалить длинные белые зубы. – Шаги! Где шаги? Шаги подавай! – Îн кричал в полный голос, так кричат, когда уже нет сил ждать, на последнем пороге. Руки его сдвинулись к ее шее, и он, не отдавая себе отчета, душил ее.
Анна почувствовала: сейчас ее шея переломится; она застонала и, напрягая все силы, принялась по одному отдирать его пальцы.
– А мой-то! Нервы мне на кулак мотает. Какую-то девку в электричке снял. И от меня не уходит, – влетел ветерковый голос. Ведро, выплеснув желтое и густое, со стуком опустилось на доски. Сапоги дробно протопали мимо.
– Все. Прошла минута… – Его руки обмякли, разжались. Он обессиленно, вслепую ошаривал воздух, ища за что ухватиться. Вытирая мокрый рот, отшагнул к стене.
– Сколько я тебя ждал, – с тупым недоумением проговорил он. – Ты тут. Так почему же он не идет? Чего еще ему надо?
– Кто не идет? – напряженно вглядываясь в него, повторила Анна. Господи! Совсем плох. Анну поразил открытый знак гибели на его лице. И сердце ее ответно повернулось от боли. Он живет в своем бреду, сумасшедший, убивает сам себя. И все его бросили, девки-то ясно, но даже Лапоть…
– Кто ты такая, девочка? – Он вдруг усмехнулся, сощурился и хитро поманил ее к себе длинным пальцем. – Подойди ко мне, подойди, не бойся. Ты кто? Не пойму. Похоже, это ты, ты все развалила. Только как это у тебя получилось? Что в тебе такого?
– Я тебя люби… – начала она и замолчала. Никакие силы не могли заставить ее договорить это слово.
– И не разлюбила! – оскалился Андрей. – Все стерпела… до конца. Как это ты меня выпотрошила, сучка маленькая?
Анна попятилась, не сводя с него глаз. Потерла шею, синяки останутся.
– Куда, куда? Тихоня, овечка проклятая, шельма хитрая, дурочка… – он говорил, как в бреду, глухо. – Тебе нравилось валяться со мной в постели. Пробралась в меня и все выгрызла. Где я, где? Нет меня. Ты кто? Я тебя не знаю. Я тебя не знаю… – Он замычал, раскачиваясь. Вдруг, хищно пригибаясь, он пошел на нее, протягивая к ней дрожащие от напряжения руки.
Голова Анны закружилась, все сдвинулось и поплыло перед глазами. Но в этот миг какая-то блеклая аметистовая тень, не давая разглядеть себя, прошла медленно между ней и Андреем и пропала.
