Караваев закурил, продолжая невидящим взглядом смотреть в экран. Как бы то ни было, что бы ни говорил и ни делал старик, налицо было полное поражение, крах, причем таких масштабов, что Караваев даже растерялся. Он чувствовал себя так, словно из-под него вдруг выдернули ковер.., да нет, пожалуй, даже не ковер, а всю землю.
"Постой, болван, – приказал он себе. – Погоди, не суетись. Почему сразу надо предполагать самое худшее? Может быть, ты просто отупел от усталости и по рассеянности нажал пальцем не на ту кнопку, вот и все. Сомнительно, конечно, но чем черт не шутит!”.
Он отменил предыдущую операцию и повторил все с самого начала: запрос, номер счета, пароль… Со второй попытки ответ пришел сразу, без задержки, но это не принесло Караваеву облегчения, потому что результат остался прежним: “Извините, этот счет закрыт”.
Караваев закурил новую сигарету и откинулся на спинку кресла, с закрытыми глазами прислушиваясь к собственным ощущениям. Так, наверное, чувствовал себя Киса Воробьянинов, когда узнал о судьбе старухиных сокровищ. Не открывая глаз, Максим Владимирович криво улыбнулся бескровными губами: да, именно так. Даже обстановка похожа: огромное, роскошное, совершенно пустое здание, раннее воскресное утро… Разве что бывшего предводителя дворянства крах постиг в новеньком Дворце культуры, а Максима Караваева в старом административном здании, а точнее, в офисе покойного Вадика… Да и проиграл Максим Караваев побольше, чем легендарный “пошлый старик”, как назвал своего компаньона Остап Бендер. И работа, которую он проделал на пути к своему гигантскому проигрышу, была гораздо более тяжелой, грязной и бессмысленной. “Времена переменились, – устало подумал Караваев. – Сейчас все стало жестче, быстрее, грубее и в то же время изощреннее. И в управдомы меня ни одна сволочь не возьмет, да и нет теперь такой должности – управдом… Ну и что же теперь? Утереться и делать ноги?"
Да, по всему получалось, что это единственный выход. Деньги пропали безвозвратно. Может быть, выйдя из тюрьмы, Школьников успеет ими попользоваться, но это вряд ли – старость, больное сердце… Просто не доживет. А если и доживет, то не получит от денег никакой радости. Все они, до последнего цента, уйдут на оплату лечения – всякие там операции, донорские органы, реабилитационные курсы… Плакали денежки. Жаль.
А может быть, встретиться с ним и сказать: так, мол, и так, признавайся, где деньги, тебе они все равно не нужны, так дай хоть мне пожить по-человечески? Не выйдет. Старый медведь разнесет всю тюрягу, но доберется до глотки того, кто устроил ему такую веселую жизнь. И потом, с такими бабками он от любого обвинения отмоется, даже если на это уйдет половина суммы. А вторую половину он, само собой, потратит на то, чтобы найти и “погасить” Макса Караваева. Шарик у нас не такой уж большой, так что рано или поздно его поиски обязательно увенчаются успехом. Тем более что тихо лежать на дне все равно не получится: сто пятьдесят тысяч – это не деньги. Придется зарабатывать на хлеб, а это значит – высовываться, привлекать к себе внимание…"
«Надо же, как глупо вышло, отстраненно, как о чужом человеке, подумал Караваев. – Хотя в идее расспросить старика, кажется, есть рациональное зерно. Ну-ка, который час? Начало девятого… Что ж, очень может быть, что старика еще не повязали. Даже наверняка не повязали. Ментовка, конечно, работает без выходных, но это только теоретически. Пока они раскачаются, пока составят список владельцев “хаммеров”, пока сообразят, что у одного из этих владельцев есть дача как раз в том районе… Конечно, если охотничий домик записан на старика, задача милиции существенно упрощается. Но если бы это было так, я знал бы об этом домике давным-давно. А я не знал. Кстати, о “хаммере” я тоже не знал, так что, возможно, и машина записана на кого-то другого. Значит, какое-то время у меня еще есть.., должно быть, во всяком случае.»
Додумывал он уже на ходу и позже, в кабине лифта. Когда створки лифта распахнулись, Караваев увидел прямо перед собой очень недовольного охранника, привлеченного, по всей видимости, шумом внезапно заработавшего в пустом здании лифта.
– Позвольте… – сказал охранник.
Караваев не позволил, и одетый в темную полувоенную форму амбал молча скорчился на мраморном полу, держась одной рукой за кадык, а второй все еще продолжая цепляться за клапан кобуры, где у него лежал газовый револьвер. У Максима Владимировича не было времени на переговоры.
Он перешагнул через мучительно хрипевшего охранника и устремился к выходу, на бегу нащупывая в кармане ключи от машины. Все еще можно было поправить, если действовать решительно и быстро.
Было безумно жаль времени, но Караваев все-таки заскочил домой и взял из тайника пистолет: являться к Школьникову с пустыми руками было бы, по меньшей мере, неразумно. Старик все еще был чертовски силен и мог свалить одним ударом быка. Караваеву не хотелось оказаться на месте этого несчастного животного, и еще меньше ему хотелось дать Владиславу Андреевичу возможность как-то добраться до шкафчика с оружием. Там, в шкафчике, стояло четыре отличных ружья, но Максим Владимирович подозревал, что для такого дела Школьникову хватит и одного. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает Максик мой…
– Дудки, – вслух сказал Караваев, сворачивая к себе во двор.
Кроме пистолета он прихватил из квартиры сумку с деньгами Севрука. Снова усевшись за руль, он вынул из бардачка и затолкал туда же, в сумку, свое так называемое досье, чтобы позже, на досуге, просмотреть его повнимательнее и сжечь к чертовой матери, а пепел развеять по ветру.
На посту ГИБДД его остановили. Караваев молча сунул в свободное пространство между стальной каской и пятнистым бронежилетом очень убедительно выглядевшее удостоверение помощника генерального прокурора и спецталон, дававший ему право проезжать все милицейские посты без досмотра. Обладатель каски и бронежилета взял под козырек, другой рукой придерживая на бронированном пятнистом брюхе тупорылый автомат. Максим Владимирович начальственно кивнул ему и дал газ, вспомнив добрым словом умельца, изготовившего документы.
По дороге на дачу он думал, как ему лучше поступить: отвезти Школьникова в какой-нибудь укромный уголок или заняться им прямо на месте. Он не исключал возможности, что старика придется пытать. В любом случае разговор будет долгим, и Караваев решил не искушать судьбу, ведя его в месте, на которое сам же старательно навел милицию. Время в запасе как будто оставалось, но вот именно “как будто”. Если уж в деле, которое казалось тебе продуманным до мельчайших деталей, возникло хотя бы одно непредвиденное осложнение, то и другие не заставят себя ждать. Хорошо продуманный план – это механизм, гораздо более точный, тонкий и защищенный от любых внешних воздействий, чем самые лучшие в мире часы. И уж если что-то все-таки нарушило идеально отлаженную работу этого механизма, вполне можно ожидать, что и дальше все пойдет наперекосяк, пока окончательно не полетит к чертям в пекло…
Школьников уже проснулся. Караваев обнаружил это сразу же, как только вошел в калитку. Владислав Андреевич стоял на открытой веранде голый до пояса – сверху, разумеется, – и, перегнувшись через перила, лил себе на голову холодную воду из большого керамического кувшина. Голый он еще больше, чем обычно, напоминал здоровенного бледного кита, и даже, пожалуй, не кита, а моржа или морского льва – этакая гора мускулатуры, надежно скрытая дюймовой шкурой и слоем дряблого трясущегося сала.
