Поскольку я оказался строго наказан и подвергнут остракизму
(за отказ ехать к бабушке родители не разговаривали со мной полтора месяца), то
мне подарок не полагался. Так что вышла чистая экономия, которая пошла на благо
моей сестре. Она получила свои сережки.
Какие-то глупые, дурацкие сережки, которые она через год
потеряла где-то на пляже. И целая человеческая жизнь. Славкина жизнь. Никогда
не прощу.
…Я снова и снова вспоминал эту историю, слушая, как мама
поет Валентине дифирамбы за ее неусыпную заботу о брате и его душевном покое.
Уж такая она добрая, такая внимательная, и при этом такая несчастная, ведь как
неудачно сложилась ее личная жизнь! Встретила человека, полюбила всем сердцем,
честно все рассказала мужу и ушла от него, забрав дочь и отказавшись от раздела
имущества, кто ж мог знать, что он окажется недостойным такой большой любви и
бросит ее! И снова меня стал разбирать хохот. Знала бы она…
Но самый большой смех, просто-таки гомерический, напал на
меня, когда пришли Михаил, Лариса и Юля. Моя глуповатая племянница считает себя
первой красавицей и ведет себя соответственно, хотя выглядит это порой безумно
потешно. У всех людей глаз лукавый, и видят они в большинстве случаев не то,
что есть на самом деле, а то, что хотят видеть. Это нормально. Но у людей вроде
Юльки или моей сестры Валентины, впрочем, как и у нашей матушки, сия
особенность развита чрезвычайно. Судя по всему, Юля, наряженная в дорогое
платье и украшенная Ларкиными бриллиантами, видела себя просто-таки принцессой,
впорхнула в комнату и кинулась ко мне. Якобы поцеловать. На самом деле –
продемонстрировать мне свое декольте и дать возможность вдохнуть аромат ее
духов. Я же видел перед собой плохо накрашенную девицу в плохо сидящем наряде.
Наверное, выходя из дома, Юля сделала хороший макияж, но нужно ведь уметь
делать его так, чтобы он сохранял пристойный вид через несколько часов. Юлька,
что очевидно, этого не умеет, и лицо ее после десяти часов безудержного веселья
на приеме выглядело просто неумытым. И когда она наклонилась, чтобы меня
поцеловать, на меня резко пахнуло потом, а вовсе не дорогими духами. То есть
запах духов там присутствовал, но в смеси с потом, ароматом чесночных креветок
и перегаром от выпитого шампанского получилось просто-таки тошнотворно.
Во мне нет ненависти к Валентине, я просто ее не люблю. И
Юльку не люблю. И Михаила. Я люблю только Музу и Дануську. И еще одного
человека…
Глава 4
Павел
– Ну и что сказала эта твоя Нана Ким, когда ты описал
ей контакты господина Руденко?
Следователь Галина Сергеевна вооружилась очками, открыла
блокнот и приготовилась записывать. Я с недоумением посмотрел на нее, не
понимая, какое значение это может иметь в деле расследования убийства. Тем не
менее честно напряг память и постарался воспроизвести наш с Наной тогдашний
разговор.
– Ничего особенного, – я пожал плечами. –
Сказала, что подумает, соберет какую-нибудь информацию об этих людях.
– Но хоть какие-то имена показались ей знакомыми?
– Да, конечно. Даже я их знал, а уж она-то… Про кого-то
она сказала, что это в прошлом криминальный авторитет, который изо всех сил
стремится отмыть свою репутацию и пробиться в светское общество в качестве
полноправного члена.
– Что, именно так и сказала? – Галина Сергеевна
приподняла очки и с любопытством посмотрела на меня. – Вот конкретно
такими словами?
– Такими, – подтвердил я. – Я точно помню.
– И о ком же она так высказалась?
– Вот этого не помню. Галина Сергеевна, столько времени
прошло, вы поймите…
– И никаких фамилий ты тоже не помнишь? Я имею в виду
тех, кого назвала вам эта девочка, Юля.
– Нет, не помню. Я тогда все записал и передал Нане, а
через полчаса забыл. Неужели это так важно?
– Как знать, Павлуша, как знать. – Следователь
Парфенюк вздохнула. – Придется мне все-таки побеседовать с госпожой Ким.
Надеюсь, у нее память получше. До сих пор я смотрела на это дело как на чисто
семейное, потому что возможность совершить отравление была только у членов семьи
и совместно проживающих. Но теперь я подумываю и о другом варианте. Ведь
заинтересованные партнеры или соперники по бизнесу вполне могли вступить в
контакт с кем-нибудь из семьи, заплатить деньги или пообещать некие блага… Все
может быть. Один человек убит, вся семья под подозрением, счета замораживаются,
репутация фирмы шатается. Что может быть лучше для разваливания бизнеса?
– Но…
– Павлуша, – она строго посмотрела на меня, –
тебе кажется, что я говорю глупости? Что так не бывает? Уверяю тебя, при
наличии опытных и изворотливых юристов можно загубить любой бизнес и уничтожить
любую фирму, имея в активе только лишь невнятные слухи о том, что у владельца в
прошлом были нелады с законом. Наше официальное правосудие демонстрирует эти
выверты постоянно, вся страна уже потешается. А уж тут-то! Наличие
криминального трупа – это не просто нелады, и не в далеком прошлом, а в
настоящем. Ну ладно, я уже поняла, что в этом вопросе ты мне не помощник. Тут я
буду сама разбираться. А ты давай-ка продолжай рассказывать про членов семьи.
Что там и как, кто кого ненавидел и за что. Вот тут у меня записано, послушай:
Валентина Олеговна плохо относилась к Ларисе Анатольевне. Анна Алексеевна тоже.
Правильно?
– Правильно.
– Владимир Олегович недолюбливал Юлю. Так?
– Так.
– Сама Юля не любила Богдану.
– Да она вообще никого не любила, – вырвалось у
меня в сердцах. – Кроме, может быть, Владимира. Она на него так смотрела,
что даже мне стыдно становилось. Все-таки он ее дядя, а она с ним заигрывала,
как будто он посторонний мужик. Но Михаила Олеговича она тоже любила, ластилась
к нему, подлизывалась, называла дядей Мишенькой.
– Ну, это как раз понятно, она рассматривала богатого
дядю как источник финансирования. А что у нас с Музой Станиславовной? По твоим
словам выходит, что она существо абсолютно безобидное и беззлобное, к тому же с
членами семьи она не очень-то контактировала. Как к ней относились? Что о ней
говорили за глаза? И потом, из твоего рассказа совершенно выпала Елена
Тарасова. Ты только упомянул, что на нее никто не обращал внимания, а сама она
старалась быть как можно более незаметной.
– Ну… – я отвел глаза, – она же старалась быть
незаметной. Вот я мало что и заметил.
– Павел, не крути. – В голосе следователя
зазвучали недобрые нотки. – Во-первых, «мало что» – это все-таки больше,
чем просто «ничего». А во-вторых, за два года ты должен был много чего увидеть
и понять.
Разумеется, Галина Сергеевна была права. Но мне так не
хотелось говорить о Лене! Я старательно избегал даже упоминания о ней и глупо
надеялся, что так оно и обойдется. Ан не обошлось. Значит, Муза Станиславовна и
Елена. Ну ладно, тогда все по порядку. То есть рассказывать следователю я буду
избирательно, ни к чему ее грузить мелочами и подробностями, но воспоминаниям
ведь не прикажешь, они текут свободно и разрешения у меня не спрашивают…
