* * *
На следующий же день, злой и преисполненный намерений
немедленно доказать неправоту Владимира Олеговича, я взялся за усиленные
тренировки. Вообще-то я и раньше старался поддерживать форму, дома делал
специальную гимнастику, а в доме у Руденко не упускал возможности
попользоваться «тренажеркой» и, пока Дана ножка за ножку плелась по дорожке,
подкачивал мышцы, но теперь я решил, что пришло время заняться собой всерьез и
постепенно возвращаться в боевые кондиции. Нога болела все меньше, и мне
показалось, что время пришло.
Через неделю стало понятно, что я непростительно
поторопился. Боль в спине возникла такая, что пришлось отправиться к врачу. При
всем негативном отношении к сказанному Володей его слова все-таки заронили в
мою дурную голову некоторые сомнения, и врача я выбрал другого, не того,
который лечил меня в больнице.
– Да ты что, парень, – произнес он, разглядев мои
снимки и прочитав бумажки, выданные мне в больнице, – какие нагрузки?
Совсем с ума сошел? И думать забудь! В большой спорт ты не вернешься никогда.
Даже из головы выбрось.
Я пытался спорить и что-то доказывать, врач усмехался,
показывал ручкой на какие-то участки снимков и терпеливо, как недоумку,
объяснял, что «вот это» и «вот это» свидетельствует совершенно однозначно: одно
неудачное падение или сильный удар по спине – и я превращаюсь в беспомощного
инвалида на всю оставшуюся жизнь. Он талдычил это до тех пор, пока я не
поверил.
В тот день я здорово набрался в клубе с какими-то
малознакомыми мужиками, дома очнулся, обнаружив рядом с собой в постели
страшную до невозможности девицу, и на работу явился в таком состоянии, какого
у себя за последние годы и не припомню.
– Та-ак, – протянул хозяин, открыв мне дверь и
потянув носом, – все ясно. Вечер был проведен бурно. Ну пойдем, у тебя
есть пять минут, чтобы выпить кофе.
Мне хотелось не кофе, а умереть, предварительно расстреляв
из гранатомета врезавшегося в меня водителя и всех врачей, вместе взятых. Но я
покорно поплелся вслед за папаней в столовую, понимая, что если нельзя сделать
то, что хочется, то надо делать хотя бы то, что можно.
Легче от кофе не стало, к головной боли прибавилось еще и
сердцебиение, и я окончательно скис. Дана уже заглядывала к нам, давая понять,
что готова заниматься, но папаня как-то не обратил на это внимания.
– Так что случилось-то? – спросил он, разглядывая
меня, словно в первый раз видел. – Что праздновал?
– Себя хоронил, – буркнул я, едва ворочая языком.
– С какой радости?
– Меня обманули.
– Кто?
– Врачи. Сказали, что через полтора-два года я
полностью восстановлюсь и смогу выступать. Оказалось – брехня. Ничего и никогда
я больше не смогу.
– Странный ты парень, – усмехнулся Михаил
Олегович. – И без всяких врачей понятно, что зарабатывать деньги таким
способом ты все равно не сможешь до самой смерти. Ну еще пять лет – это
максимум, а потом что? Жизнь – она длинная, и кушать хочется на всем ее
протяжении, а не только в молодости. Представь, что тебе сейчас не двадцать
девять, а тридцать четыре, твое время в спорте кончилось, и что дальше? Какая
разница, когда настал момент, сейчас или через пять лет? Все равно ведь он
настал, и ты пришел в ту точку, когда надо что-то решать. Вот и решай.
Слушать такое, да еще в тяжелом похмелье, – не подарок,
и очередь ожидающих смерти от моего воображаемого гранатомета увеличилась на
одного человека. Чтобы не сорваться и не наделать глупостей, я встал из-за
стола.
– Пора заниматься, Дана ждет.
– Ну-ну. – Папаня посмотрел на меня как-то
странно, не то насмешливо, не то неодобрительно. – Иди, занимайся.
Днем, между утренними и вечерними занятиями, я валялся в
конуре, сил не было даже на то, чтобы смотреть кино или предаваться своей
любимой «стрелялке». Похоже, я впал в депрессуху. Я лежал на диване и со злым
недоумением думал о том, что у нормального человека должен быть друг, с которым
можно было бы перетереть все это, выпить вместе и который подставил бы плечо. Я
что, ненормальный? Почему я лежу совершенно один и ковыряюсь в своей проблеме,
а рядом никого нет? Ни друга, ни женщины. Вспомнив утреннюю «красотку»,
обнаруженную в постели, я вздрогнул. Можно было бы поговорить с Артемом, но
после того, как его перевели на работу без выходных, он стал относиться ко мне
с некоторой прохладной осторожностью. Черт меня знает, вот придумаю еще
какое-нибудь занятие для Даны, график снова поменяют, и его окончательно
запрягут так, что не продохнуть. Короче, дружеских отношений, на которые я
рассчитывал в самом начале и которые вроде бы уже начали складываться, не
получилось.
Часа в четыре дверь моей конуры распахнулась, и на пороге
возникла Юля с подносом в руках.
– Не спишь? Дядя Миша сказал, что ты сегодня нездоров.
Вот, я тебе чаю принесла.
– Стучаться надо. – Я был зол и оттого груб.
– Ой, можно подумать! У тебя что, какие-то секреты?
Она поставила поднос на столик и уселась рядом со мной на
краешек дивана. Ну только этого еще не хватало!
– Я сплю. А вдруг я не одет?
– И что? Ничего нового я не увижу. У всех все
одинаковое. Давай я тебе лучше чайку налью, выпей с печеньем. Что у тебя болит?
Я лежал, вытянув ноги, а ее попка оказалась плотно прижатой
к моему бедру. Нет, очаровашка ты моя, ничего у тебя не выйдет, я за свою
работу держусь и идти поперек приказа хозяина не собираюсь. Зарплата дороже,
тем более сейчас, когда я вообще ни на что не годен.
Собрав в кулак все имеющиеся в наличии физические силы, я
вывернул ноги из-за Юлиной спины и сполз с дивана.
– Я не барин, чтобы мне чай в комнату носили. Спасибо
за заботу, но не нужно.
Мне казалось, что сказанного вполне достаточно и Юля сейчас
уйдет. Но она, похоже, и не собиралась этого делать. Наоборот, подтянула
обтянутые узенькими джинсиками коленки и свернулась на моем диване калачиком.
– Хорошо у тебя, уютно, и диван такой удобный, –
протянула она, кокетливо глядя на меня. – Не сердись. Все равно я уже
принесла чай, давай его выпьем. И печенье такое вкусное Нина испекла. Садись,
чего ты стоишь?
Она похлопала рукой рядом с собой. Соблазнительно, черт
возьми. Но… нет. Все равно нет. Даже если бы не было папаниного запрета, даже
если бы Артем не предупреждал меня о той ревности, с которой Дана относится к
своим учителям, даже если бы Юлины формы были чуть пышнее и соответствовали
моим представлениям о женской красоте, все равно нет. Не то у меня сейчас
состояние и настроение. Ничего не получилось бы.
А она все смотрела на меня, лукаво и призывно… И чего ей
надо? Я себя, конечно, люблю, и с девушками у меня проблем сроду не бывало, но
все-таки мозги, пусть и в небольшом количестве, у меня есть, и я понимаю, что
вряд ли такая девочка, как Юля, могла воспылать ко мне неземной страстью. Судя
по тому восторгу, который она не смогла как следует спрятать, когда
рассказывала о своем пребывании в Никольском, интересуют ее совсем другие
мужики с совсем другими перспективами. Так что ей от меня надо?
