Когда тебе в шестнадцать лет говорят, что у тебя не будет
детей, это вовсе не выглядит страшным. О детях в таком возрасте вообще не
думаешь. Думаешь о любви, прекрасной, страстной и на всю жизнь. Я была
обыкновенной девочкой и тоже о ней мечтала. Правда, я никогда не была
красавицей, но благодаря папиным связям была очень модно одета и внимание
мальчиков все-таки привлекала. На первом курсе за мной ухаживал очень славный
парень, третьекурсник, и мне даже казалось, что я влюблена в него по уши, но
когда дело дошло до главного… Этого «главного» мне вовсе не хотелось, но я
понимала, что «так надо», если я хочу удержать своего возлюбленного и вообще
быть «на уровне».
Это было ужасно. Больно. Страшно. Перед глазами все время
стояли те четверо, и мне казалось, что меня снова насилуют в темном пустом
скверике, и я плакала, отбивалась и просила: «Не надо, не надо, перестань!» Мой
поклонник был разочарован и больше ко мне никогда не подходил.
Мне было двадцать, когда в точности то же самое произошло во
второй раз, уже не со студентом, а с молодым неженатым научным сотрудником
одного московского музея, куда мы приходили на практические занятия. Мне
казалось, что у нас с ним так много общих интересов и он такой образованный,
такой тонкий и вообще совершенно замечательный. Но я снова кричала, плакала,
отбивалась, и мне опять было больно и страшно. Мой тонкий и образованный
возлюбленный назвал меня дурой и психопаткой и перестал звонить.
Я внимательно вслушивалась в разговоры подружек, вчитывалась
в книги и всматривалась в кинофильмы, пытаясь понять, что же со мной не так.
Почему все так стремятся к сексу, а я его совсем не хочу? Что должно произойти,
чтобы я тоже этого захотела? Говорить на такие темы с родителями как-то не
принято, а с ровесниками – не хотелось, чтобы не сочли неполноценной и не
начали издеваться. Сегодня профессия сексопатолога весьма и весьма
востребована, а тогда, в середине восьмидесятых, обратиться к этому специалисту
было едва ли не более стыдным, чем лечиться у психиатра или венеролога, поэтому
до всего мне приходилось докапываться самостоятельно.
Фригидность, спровоцированная психотравмирующей
ситуацией, – вот и весь ответ, который мне удалось с грехом пополам
сформулировать. Что с этим делать, я не знала. И решила пустить все на самотек:
как будет, так и будет. Знать, судьба моя такая…
Володю Руденко я знала практически с детства, наши родители
дружили семьями, а мы с ним были ровесниками. И когда мама с папой начали
усиленно сватать мне его, я согласилась. Мне было все равно. Я не хотела его,
но я не хотела и никого другого. Я отдавала себе отчет в том, что не смогу быть
для него ни полноценной женой, ни матерью его детей, поэтому он, вероятнее
всего, очень скоро со мной разведется.
Мы начали встречаться, я изо всех сил делала вид, что
влюблена, что он мне очень нравится, а когда мы оказались в постели, я сказала
себе: терпи, Муза, молчи и терпи. Я очень старалась не расплакаться, не
закричать и не отталкивать его, хотя мне опять было больно. У меня получилось. Я
все вытерпела и была уверена, что Володя ничего не заметил и остался вполне
доволен.
Но, как оказалось, старания мои пропали втуне.
– Тебе было плохо. – Володя не спрашивал, он
утверждал, и я на какое-то мгновение растерялась. – Не пытайся меня
обманывать, тебе было плохо и, кажется, даже больно. С тобой это всегда так или
я сделал что-то неправильно?
– Всегда, – вырвалось у меня прежде, чем я успела
обдумать ситуацию.
– И ты знаешь почему? Знаешь причину?
Я молча кивнула и вдруг расплакалась. Он долго утешал меня,
успокаивал, гладил по голове и голым плечам, пока слезы не кончились. А когда
они кончились, я вдруг рассказала ему все. Он был таким славным, таким добрым,
и я так давно его знала, что решила не обманывать его и сказать правду, пока
еще не поздно, пока еще мы не женаты и все можно переиграть и отменить.
– Это ужасно, – тихо проговорил он, по-прежнему
обнимая меня. – Бедная моя девочка. Сколько же ты перенесла…
– Кто скажет родителям? Ты или я? – Я посчитала,
что пора переводить разговор в практическое русло. К тому же, облегчив совесть,
я тут же начала раскаиваться в собственной откровенности.
Он отстранился и непонимающе посмотрел на меня.
– О чем?
– О том, что свадьбы не будет. Ты сам скажешь? Или мне
сказать?
– Ты не хочешь выходить за меня?
– Нет, наверное, это ты теперь не захочешь на мне
жениться. Прости, Володенька, ты так меня любишь, а я видишь какая оказалась…
Неполноценная.
– Не говори ерунду. – Он улыбнулся и снова обнял
меня. – Ведь ты меня любишь?
– Очень. Очень люблю.
Это было неправдой, но правду я ему сказать не посмела.
Все-таки это было бы чудовищно жестоко, ведь до этого я постоянно говорила ему,
что люблю.
– И я тебя люблю. Значит, мы будем вместе.
– Но тебе будет плохо со мной!
– С чего ты взяла? Нам вместе будет очень хорошо.
– Я не смогу быть твоей женой в полном смысле слова.
– Сможешь. Пусть не сразу, но сможешь. А мы никуда и не
торопимся, верно? Жизнь длинная, мы все успеем.
– Но у меня не может быть детей.
– Ну, что ж поделать… В принципе, это еще неизвестно,
врачи часто ошибаются, и не только в плохую сторону, но и в хорошую. Если
судьба захочет – дети будут, а нет – значит, нет. Не думай об этом, Муза, думай
о том, что мы любим друг друга и скоро поженимся.
Я не понимала, зачем он идет на это. Единственный ответ,
который приходил мне в голову, был коротким и всеобъемлющим: ЛЮБОВЬ. Он так
меня любил, что готов был жениться на мне, невзирая ни на что.
Несмотря на признание, меня постоянно преследовало ощущение,
что я обманываю Володю, ведь я рассказала ему все, утаив самое главное: я не
любила его. А может быть, это не было главным?
Незадолго до свадьбы, когда я в очередной раз завела
разговор о том, что еще не поздно передумать и пусть он найдет себе более
подходящую жену, пригодную для телесных радостей и материнства, Володя сказал:
– Я в одной книжке прочитал совершенно замечательные
слова: брак – это договор двух людей о совместном противостоянии жизненным
трудностям. Понимаешь, Муза? Не о постели, не о сексе, не о продолжении рода, а
о совместном противостоянии. Плечо к плечу, спина к спине, локоть к локтю и
полное взаимное доверие. Да, тебе не нравится секс. Но разве это означает, что
мы с тобой не можем или не должны вместе противостоять трудностям жизни?
Нам было по двадцать два года, я заканчивала институт,
Володя – университет, вроде бы все одинаково, но мне казалось, что он намного
старше, умнее и мудрее меня. И я ему поверила.
Мы поженились. Наши родители были счастливы. В течение
первого года Володя очень старался меня вылечить и, как он сам выражался,
разбудить. Он был нежен, терпелив, но у нас ничего не получалось. И хотя я изо
всех сил притворялась, чтобы его не разочаровывать, ни малейшего интереса к
сексу у меня так и не появилось. Скучно, противно и утомительно. Правда, уже не
больно. Но все равно…
