Через некоторое время он снова появился в нашей с ним комнате.
Вид у него был заговорщический.
– Я все устроил. Валька завтра придет часов в пять, а в
шесть тридцать мы с ней встречаемся возле «Ударника», там какое-то новое
французское кино с Бельмондо. Двухсерийное. Так что считай: сеанс начинается в
семь, заканчивается в девять тридцать, плюс полчаса на дорогу. До десяти время
гарантировано. А если Ларка с нами пойдет, так мы сначала ее домой отвезем.
Правда, с предками сложнее, спектакль заканчивается в девять пятнадцать, я
звонил в театр, узнавал. Но все равно на дорогу у них минут тридцать уйдет, не
меньше. Короче, шпендрик, крайний срок – девять тридцать, это с гарантией.
Я был счастлив. Уже завтра… Я больше ждать не мог.
И наступило завтра. Ровно в шесть вечера я встречал Надежду
возле ее работы. Рядом ждало такси, которое я поймал заблаговременно. В те
времена пробок было несравнимо меньше, и на машине передвигаться можно было с
довольно большой скоростью. Кроме того, мне казалось чудовищно пошлым везти
свою любимую на интимное свидание на метро и автобусе.
Мы действительно доехали довольно быстро и, едва переступив
порог квартиры, забыли обо всем на свете.
Но свет, как оказалось, не забыл о нас. Он зажегся в самый
неожиданный момент. Дверь комнаты оказалась распахнутой настежь, и на пороге
грозно выстроилась вся наша семья: родители, Миша и Валентина.
– Ну, пап, ты только посмотри, – язвительно
произнес Михаил. – Ты посмотри, кого он привел в наш дом. Ты еще постарше
никого не мог найти? У нее внуки есть или уже правнуками обзавелась?
– Помолчи, – оборвала его мама. – Владимир,
скажи своей даме, чтобы она немедленно оделась и покинула этот дом. А вам,
дорогая моя, должно быть стыдно, вы совращаете детей. Скажите спасибо, что я
милицию не вызвала. И имейте в виду: если вы не оставите в покое моего сына, я сообщу
вашему мужу, как интересно вы проводите свой досуг, вместо того чтобы
заниматься воспитанием детей. У вас ведь двое детей, мальчик и девочка, не так
ли? И адрес ваш я записала.
Мама демонстративно швырнула Надежде ее паспорт.
– И не разбрасывайте свои вещи где попало.
Я понял, что Надя оставила в прихожей сумочку, куда мама
беспардонно залезла.
Ни папа, ни Валентина во время этой безобразной сцены не
произнесли ни слова. Отец стоял хмурый и набычившийся, Валька же бесстыдно
пялилась на Надежду, не скрывая любопытства.
Мне хотелось умереть от стыда и боли. Стыдно мне было не
перед родителями, не перед братом и сестрой, а перед Надеждой, ведь она
доверилась мне, пришла в мой дом, положившись на мои уверения в полной и
гарантированной безопасности, а я – так получилось – ее обманул. Я оказался
слишком доверчивым и легкомысленным, посвятив Михаила в свои проблемы. Я всегда
знал, что он относится ко мне как к малолетнему недоумку, но не предполагал,
что он способен на такое.
Перед глазами стояла пелена, меня трясло, и я совсем не
помню, как мы одевались на глазах у всех – никто из членов моей семьи даже и не
подумал выйти из комнаты и оставить нас в покое. Не помню, как Надя ушла, не
помню, что я ей говорил, да и говорил ли что-нибудь. Очнулся я только тогда,
когда начался разбор полетов. Вся семья собралась в гостиной, которая выполняла
одновременно и функцию комнаты родителей. Основным докладчиком выступил отец.
– Ты ведешь себя абсолютно безответственно, –
начал он ледяным голосом. – Как ты можешь позволять себе вступать в
интимные отношения с замужней женщиной, матерью двоих детей? К тому же она
намного старше тебя. На двадцать один год! Уму непостижимо! Ты хоть понимаешь
последствия своих поступков?
Последствий я не понимал. Какие могут быть последствия, если
два человека любят друг друга? Дети, что ли? Так мы предохранялись, на это даже
у меня ума хватало. Зато последствия того, что произошло, я понимал очень
хорошо. Я больше не увижу Надю, она не захочет иметь дело с человеком,
подвергшим ее такому позору и унижению. Что может быть хуже этого?
Я молчал. Отец интерпретировал мое молчание по-своему.
– Вижу, что ничего ты не понимаешь. Так я объясню тебе,
если ты такой идиот. Ложиться в постель с женщиной можно только тогда, когда ты
намерен связать с ней свою жизнь и она отвечает тебе взаимностью. Все остальное
– это блуд, разврат и проституция. Это недостойно приличного и разумного
человека. Ты намерен жениться на ней? Она собирается разводиться? Отвечай!
– А хотя бы и так. – Мне казалось, что я говорил
дерзко и уверенно, но, наверное, мои слова прозвучали растерянно и виновато. Не
знаю.
– Прекрасно! Тебе восемнадцать лет, ты студент, живешь
фактически на нашем с матерью иждивении, потому что твоей стипендии хватает
только на твои карманные расходы. И вот у тебя появляется жена и двое ее детей,
десяти и тринадцати лет.
Даже это им известно! Впрочем, чего удивляться, они же
внимательно изучили Надин паспорт, в который вписаны ее дети с именами и датами
рождения. Хорошо подготовились.
– Как ты собираешься их всех содержать? –
продолжал между тем отец. – На что вы будете жить? И где вы собираетесь
жить? Здесь, в нашей трехкомнатной квартире, где мы впятером с трудом
помещаемся? Или ты, может быть, рассчитываешь, что муж твоей дамы оставит ей
жилплощадь, на которой вы благополучно поселитесь, и будет платить алименты, на
которые вместе с ее зарплатой вы прокормитесь вчетвером? Если ты думаешь именно
так, то мне стыдно, что у меня вырос такой сын. Я всегда знал, что настоящего
человека, достойного мужчины из тебя не получится. Ты – выродок, не понимающий
элементарных основ человеческой порядочности. Если твоя Надежда Петровна
обманула доверие собственного мужа и предала его, то она не имеет никакого
права претендовать ни на площадь, ни на алименты. Она должна уйти, оставив ему
все, и не делить ни имущество, ни квадратные метры. Я готов считаться с
чувствами, я допускаю, что между вами настоящая любовь, но я не желаю мириться
с тем, что мой сын или его избранница поступят низко и гадко, обобрав ни в чем
не повинного человека. И, наконец, последнее. Как ты собираешься воспитывать ее
детей? Ее старший ребенок всего на пять лет моложе тебя. По возрасту ты
годишься Надежде Петровне в сыновья, если бы она родила в двадцать лет, ее
ребенок был бы твоим ровесником. Разве ты сможешь заменить детям отца? Разве
они будут тебя уважать и слушаться? Каким авторитетом ты будешь у них
пользоваться? Ты сам еще ребенок и не имеешь ни малейшего права брать на себя
ответственность за чужие жизни.
Ответить мне было нечего. Если бы отец говорил только о том,
что Надя намного старше меня и лучше мне найти подходящую хорошую девушку, я бы
нашел, что ему сказать. Но он произносил слова, против которых нечего было
возразить. Во всяком случае, я в своем тогдашнем состоянии никаких аргументов
не нашел. Мы с Надей не говорили о будущем и даже не думали о нем, нам просто
было очень хорошо вместе, и ни о каком разводе и последующей женитьбе речь не
шла. У нее была крепкая стабильная семья, разрушать которую никто не собирался,
но разве я мог сказать об этом вслух? Ведь отец выразился совершенно
определенно: секс без намерения создать семью есть не что иное, как блуд,
разврат и проституция. И хотя я, конечно, не был с этим согласен, как и
большинство людей на этом свете, я не мог допустить, чтобы о моей Наденьке
родители высказывались в подобных выражениях. Мало того, что они будут ТАК о
ней думать и говорить, они ведь и в самом деле могут сообщить ее мужу или
куда-нибудь в партком.
