– Надо мной будут смеяться, – упрямо проговорила
девочка.
– Никто не будет смеяться, даю тебе честное слово. Над
чем смеяться-то? Выходит человек и делает то, чего никто из них не умеет.
Причем делает хорошо, легко, уверенно, с блеском. Над чем тут смеяться?
– А вдруг у меня не получится? Вдруг я собьюсь и все
испорчу? Получится, что я как дура…
– Так вот для того, чтобы ты не сбилась, мы и будем
заниматься каждый день, пока не доведем все движения до полного автоматизма. За
месяц знаешь как много можно успеть? Ого-го!
Короче, я ее уговорил.
* * *
А через несколько дней меня озадачила одна неожиданность.
Причем неожиданность неприятная. Вес у Даны стал прибавляться. То есть сначала
он перестал уменьшаться и стоял как вкопанный, потом стал на двести граммов
больше, потом на полкило. Я схватил «талмуд» и начал внимательно просматривать
все записи за восемь месяцев – именно столько мы занимались с Даной.
Сопоставлял питание, питьевой режим, нагрузку – и ничего не понимал. Вес на
протяжении этих месяцев стабильно снижался, а если прибавлялся, то
исключительно за счет жидкости, если девочка съедала что-нибудь соленое, и уже
на следующий день, после обильного питья, опускался до ожидаемой отметки. А
теперь он не опускался, а, наоборот, прибавлялся, хотя готовила домработница
Нина по-прежнему только то, что можно. Я ничего не понимал.
– Дана, ты все записываешь, что съедаешь? – строго
спросил я, ловя ее ускользающий взгляд.
– А в чем дело?
– У тебя вес не снижается. Мы ничего не меняем ни в
режиме тренировок, ни в питании, мы постепенно увеличиваем нагрузку, а вес
прибавляется. Ты не беременна, случаем?
– Да вы что! – Она вытаращила на меня глаза.
– Тогда в чем дело? Ты пойми, Дана, я не собираюсь тебя
наказывать или устраивать разнос, просто мы с тобой делаем общее дело, и я
должен понимать, почему моя часть работы не получается. Либо я дурак, либо ты
свою часть не выполняешь. Если ты все выполняешь как положено, значит, я где-то
ошибаюсь, и тогда я буду искать эту свою ошибку и исправлять ее. Но я должен
понимать точно, в чем причина, в тебе или во мне.
Она глубоко вздохнула и призналась. Она нарушает режим, она
ест пирожки и пирожные.
– Зачем, Дана? – Ее признание повергло меня в
отчаяние. Я-то был уверен, что тягу к сладенькому и вкусненькому мы
благополучно преодолели. Может, за месяцы беспамятства я что-то проглядел, не
заметил или, того хуже, забыл? – Ну зачем? Почему?
– Юля… Она меня жалеет, ей кажется, что я такая
несчастная, раз мне ничего вкусного нельзя. Она мне приносит, угощает… И я… ем.
Она так меня уговаривает…
Я вспомнил взгляд Юли. Сколько же злобы в нем было, сколько
ненависти и зависти. Вот сучка, а? Небось сама хотела на прием поехать,
надеялась, что ее опять возьмут, а тут папаня прямым текстом заявил, мол, никто
тебя никуда не возьмет, поедет Дана. И она из кожи вон лезет, чтобы Дане
помешать.
– А в дневник почему не записываешь? Тоже Юля
уговаривает?
– Нет, ну… Она говорит, мы никому не скажем, а от
одного пирожного ничего не сделается, зато сколько радости.
– Слушай, – я устало плюхнулся на стул и прикрыл
глаза, – неужели тебе действительно столько радости доставляют эти
пирожные? Неужели это и в самом деле так замечательно, что прожить без них
никак нельзя?
– Да нет, вообще-то… Я уже отвыкла от них, мне их и не
хочется.
– Тогда зачем ты их ешь?
– Ну… мне неудобно, Юля так старается, хочет сделать
мне приятное, заботится обо мне. Она пирожные ко мне в комнату приносит, поздно
вечером или ночью, чтобы никто не видел. Вот я и…
Все понятно. Добрая безотказная девочка. Заботится Юля о
ней, как же. О себе она заботится, больше ни о ком.
После занятий я прочно занял позицию в столовой с твердым
намерением дождаться Юлю. Хорошо, что она появилась через некоторое время,
когда я уже порядком остыл и мог себя хоть как-то контролировать. Если бы она
пришла минут на десять-пятнадцать раньше, наверное, я бы уже сидел за убийство
или тяжкие увечья.
– Привет, – пропела она, усаживаясь рядом со мной
и прижимаясь бедром к моему бедру. – Как успехи?
Я резко отодвинулся и встал.
– Значит, так, дорогая моя, – произнес я, глядя на
нее в упор. – Если я еще раз узнаю, что ты мне мешаешь, если ты еще хоть
раз попробуешь заставить Дану есть то, что ей нельзя, ничего хорошего тебя не
ждет.
– Да? – Она сладко потянулась, выставив
грудь. – А что меня ждет?
– Увидишь, – грозно пообещал я. – И уж в
любом случае я поставлю в известность твоего дядю о том, как ты вредишь его
дочери. Не думаю, что ему это понравится.
– А я ему скажу, что ты все врешь и Данка все врет.
Просто вы мне мстите и наговариваете на меня. Понял?
– За что же я тебе мщу, интересно?
– А за то, что я на твои ухаживания не отвечаю. Ты меня
с самого первого дня домогаешься, но у тебя ничего не получается, вот и мстишь
мне. И попробуй докажи, что это не так.
– Ну ладно. – Я улыбнулся. – А Дана за что
тебе мстит?
– Из зависти. Завидует, что я такая изящная и красивая.
Ей такой никогда не стать.
– Это точно, – медленно проговорил я. – Ей
такой не стать никогда. Знаешь почему? Потому что она к этому не стремится. Она
станет такой, какой станет, и будет красивой своей собственной красотой. А
такой, как ты, она быть не хочет вообще. Потому что ничего красивого в тебе
нет. В тебе есть только злоба, зависть и глупость, поэтому ты уродина.
Юля выскочила из столовой как ошпаренная и помчалась по
коридору в свою комнату, а я, не откладывая в долгий ящик, постучал в дверь
папаниного кабинета.
– Можно, Михаил Олегович?
– Входи.
Папаня сидел, развалившись в кресле, и смотрел по телику
футбол. Неужели для того, чтобы смотреть футбол, нужно заводить кабинет?
– Михаил Олегович, я пришел извиниться перед вами.
– Что случилось? – Он недовольно оторвал глаза от
экрана.
– Я оскорбил вашу племянницу.
– Юльку-то? И что ты, интересно, ей сказал?
– Я сказал, что она завистлива, злобна и глупа. И еще
сказал, что она уродина. Мне очень неловко.
– А чего? Правильно сказал. Она такая и есть. Даже еще
хуже. Чем же она так тебя достала?
– Она соблазняет Дану пирожными и мешает ей соблюдать
режим.
– Вот сучка!
Он повторил те же самые слова, которые сказал я сам
некоторое время назад. Мне сразу стало легче, и я решил пойти до конца.
– Я предупредил ее, что поставлю вас в известность, и
она пригрозила мне, что, если я вам пожалуюсь, она скажет, что это все ложь и я
ей просто хочу отомстить за то, что она не отвечает на мои ухаживания.
