– Сучка, – констатировал папаня во второй
раз. – Иди, Павел, не морочься. Неужели ты думаешь, что я ей поверю? Я
своей племяннице цену знаю. Тебе – тоже. Иди.
Перед уходом домой я заглянул к Дане, которая сидела над
учебниками.
– Юля больше не будет приносить тебе пирожные.
– Откуда вы знаете?
– Я попросил ее. Объяснил, что тебе нельзя. Надеюсь,
что она меня поняла.
– Но она не обиделась? – встревоженно спросила
Дана. – Я бы не хотела ее обижать. Она ведь хочет как лучше, она просто
меня очень жалеет…
– Не волнуйся, она все поняла и не обиделась.
Я говорил уверенно, но на самом деле сомневался. То есть
совершенно очевидно, что Юля ничего не поняла, но я надеялся, что она хотя бы
испугалась.
Через неделю мы согнали наеденные пирожными сотни граммов и
стали двигаться дальше. Юля затихла, и я успокоился.
* * *
Между тем Дана делала заметные успехи в стрельбе и на
тренировках без проблем выполняла женские нормативы для кандидата в мастера
спорта по компакт-спортингу, поражая 76, а то и 78 мишеней из 100. Анатолий
Викторович очень ее хвалил и говорил, что к зиме она уже сможет участвовать в
соревнованиях и получить квалификацию. Я молчал, хотя и понимал, что это очень
проблематично. Это на тренировках, когда рядом только Николаев да я, она
стреляет спокойно и не думает ни о чем, кроме летящей мишени. На соревнованиях
все не так. На соседних номерах стоят другие стрелки, вокруг толпятся
операторы, тренеры и судьи, а также зрители. В такой обстановке она вообще ни в
одну мишень не попадет, будет думать только о том, что вот она промазала и над
ней будут смеяться.
Мы стреляли, танцевали, худели. Приехал брат Даны, Тарас,
тонкий изящный мальчик с замашками денди и непомерным самомнением, без конца
повторявший «у нас в Лондоне» и пересыпавший свою речь английскими словечками,
всячески демонстрируя, что русский язык ему теперь не очень-то родной и гораздо
проще найти нужное слово в другом языке. Он мне страшно не понравился, но какое
это имеет значение? Плевать мне на него. Приехал и уедет через две недели. Мне
с ним детей не крестить.
И вот наступил тот июньский день, когда надо было ехать на
прием к некоему банкиру Лановскому, праздновавшему пятидесятилетие. Честно
признаться, мне ехать не хотелось, но я понимал, что без меня Дана растеряется
или вообще откажется выходить из дома. Мы с ней начали тренироваться загодя не
только в исполнении танго, но и в общении с людьми. Каждый раз, возвращаясь из
клуба, мы останавливались возле какого-нибудь ресторана, и я вел Дану пить
кофе. Делалось это, разумеется, с разрешения папани и оплачивалось все той же
кредиткой. Ресторан я выбирал каждый раз другой, незнакомый, и Дане приходилось
общаться с новым официантом, а не с теми улыбчивыми официантками из клубного
ресторана, которых Дана уже хорошо знала и которые не задавали ей никаких
вопросов, потому как давно поняли: кроме зеленого чая и свежих ягод, эта
девочка ничего не заказывает. Дело шло туго, Дана стеснялась, терялась,
зажималась, не могла от страха прочесть меню, но постепенно все как-то наладилось.
Она не перестала бояться и нервничать, но по крайней мере научилась держать
себя в руках и делать так, чтобы это было не очень заметно.
Мы съездили с ней в магазин и купили специальные босоножки
для танцев, на высоких тонких каблуках, но очень удобные, и весь месяц Дана
тренировалась только в них. Она ныла и стонала, что у нее болят ноги и что на
таких каблуках ей не удержать равновесие, но понемногу привыкла.
В день приема с самого утра она стала жаловаться на головную
боль. Ну, дело ясное… Потом у нее живот схватит, потом нога подвернется.
– Послушай, – я присел рядом с ней на диванчик в
ее комнате и взял за руку, – я все понимаю, тебе не хочется ехать. И мне
тоже не хочется. Но для твоих родителей это очень важно. Ты пойми, Дана, они
любят тебя, они очень тебя любят, они знают, что ты чудесная и умная девочка,
ты – талантливая и очень способная, и они хотят, чтобы все вокруг увидели,
какая замечательная у них дочь. Они хотят гордиться тобой, понимаешь? Вот ты же
с удовольствием станцевала для них танго, правда? Тебе было в тот момент чем
гордиться, и ты хотела, чтобы и другие это знали. Тебе хотелось поделиться
своей радостью. Точно так же и они хотят поделиться с другими своей радостью от
того, что у них такая замечательная дочь.
– А вдруг я плохо станцую? У меня ничего не получится,
и все увидят, что у моих родителей дочь неуклюжая и нелепая. Им будет за меня
стыдно.
Но я уже знал, что нужно делать. Нет, ребята, меня голыми
руками не возьмешь.
– Пойдем-ка в «тренажерку», я тебе кое-что покажу.
Я включил музыкальный центр, поставил диск с танго.
– А теперь смотри внимательно. Только очень
внимательно. Смотри на мои ноги, а не по сторонам.
Я протанцевал всю мужскую партию, не сделав практически ни
одного точного шага, ни одного правильно исполненного па. Сплошные ошибки и
недоделки.
– Ну как?
– Здорово! Я так никогда не смогу.
– Я сделал двадцать четыре ошибки. Ровно двадцать
четыре. Специально считал.
– Да вы что?! – ахнула Дана. – Честно? Или
шутите?
– Честное слово. Ты знаешь, как танцевать танго, ты
умеешь это делать, ты смотрела на мои ноги – и ты ничего не заметила. Так
неужели ты думаешь, что, если ты несколько раз ошибешься, кто-нибудь это
заметит? Там не будет ни одного человека, который знает, как надо танцевать
этот танец. И никто не будет смотреть на твои ноги, поверь мне. Смотреть будут
на голову и на спину, в крайнем случае – на руки, но точно не на ноги. Ты
можешь станцевать как угодно – никто ничего не заметит.
Она поверила мне. Надела свое новое, сшитое специально для
этого случая платье. И снова началось!
– Это ужасно! Смотрите, какие у меня ноги толстые! Их
видно! Платье слишком короткое, надо было делать длиннее.
– В длинном платье ты танцевать не сможешь, –
уговаривал я.
Ну, ноги действительно были, прямо скажем, толстоваты, ну и
что? Во-первых, в босоножках на высоких каблуках они будут казаться стройнее, а
во-вторых, кого вообще это волнует? Глупая девочка.
Сама поездка до места, где проходил прием, и первые два часа
прошли как в кошмарном сне. Дана, слава богу, не плакала, но все остальное я
поимел в полном объеме. Она вцепилась в мою руку, помертвела и не отходила ни
на шаг. Хорошо, что папаня и Лариса Анатольевна все время были рядом, иначе я с
Даной просто не справился бы, она то и дело пыталась убежать, вернуться в
машину и затаиться там. Тараса с нами не было, он еще несколько дней назад
заявил, что ни на какой прием ни к какому Лановскому не поедет, потому что у
него свои планы, которые никак нельзя отменить: один из его лондонских
преподавателей, англичанин, приехал в Москву, и Тарас обещал повозить его по
городу. Нельзя оказаться необязательным, ему у этого препода еще учиться и
учиться…
