— Ты слышал, что мама сказала? — завопила Элли у него за спиной.
— Мамуль, я не могу-у! — ныла Бренда. — Скажи ему, чтобы он сюда не садился.
Джесс лёг щекой на нетёсаное дерево столешницы.
— Джесс-си-и! — Теперь уже мать смотрела на него. — И рубашку надень.
— Да, ма, — он поплёлся к мойке. Вода, которой он побрызгал подмышки и лицо, кололась, как лёд. По горячей коже поползли мурашки.
Мэй Белл стояла у кухонной двери и глядела на него.
— Подай-ка мне футболку, Мэй Белл.
Вроде бы она изготовилась сказать "Фиг тебе", но проговорила: "По голове бить не надо", и покорно пошла за футболкой. Добрая старая Мэй Белл. Джойс Энн до сих пор бы вопила от такого лёгкого тычка. От этих малявок одно горе.
— У меня сегодня утром забот полон рот, — объявила мать, когда они съели овсянку с мясной подливкой. Его мать была родом из Джорджии и готовила так, как там принято.
— Ой, мамуленька! — хором запищали Элли с Брендой. Эти девчонки умели отлынивать от работы быстрее, чем кузнечик проскочит между пальцами.
— Мамуль, ты обещала, что разрешишь нам съездить в Миллсбург за школьными покупками.
— Да у вас денег нет!
— Мамуль! Мы только посмотреть. — (Ой, Господи, только бы Бренда перестала так скулить!) — А как же Рождество? Ты же не хочешь, чтобы мы остались без никаких развлечений!
— Совсем без развлечений, — поправила её Элли.
— Ох, заткнись ты!
На Элли это не подействовало.
— Мисс Тиммонс за нами заедет. Я сказала Лолли, что ты не против. Теперь мне что ж, звонить ей, что ты передумала?!
— Ну ладно. Но у меня для вас нет никаких денег.
"Совсем нет денег", — прошептал кто-то в голове у Джесса.
— Я знаю, мамуленька. Мы только возьмём ту пятёрку, которую нам обещал папа.
— Какую ещё пятёрку?!
— Ой, мамуль, ты же помнишь! — голос у Элли был слаще батончика "Марс". — Папа на прошлой неделе говорил, что девочкам надо что-то купить для школы.
— А ну вас, берите, — сердито сказала мать, достала с полки над плитой старый виниловый бумажник и отсчитала пять сморщенных бумажек.
— Маму-уль! — опять завелась Бренда. — А можно ещё один? Чтобы у каждой было по три?
— Нет!
— За два пятьдесят ничего не купишь. Одну пачечку тетрадок, которые пойдут на...
— Нет!
Элли шумно встала и начала убирать со стола.
— Твоя очередь мыть посуду, Бренда, — громко сказала она.
— О-о-о-о!
Элли огрела сестру ложкой. Джесс перехватил её взгляд. Бренда перестала выть полунакрашенным ртом. Она была глупее Элли, но всё-таки знала, что маминым терпением злоупотреблять не стоит.
Значит, мыть посуду опять придётся ему. Мать никогда не заставляла работать малявок, хотя если исхитриться, можно перевалить что-то на Мэй. Он снова привалился щекой к столу. Утренний бег доконал его. Каким-то вторым слухом он слышал рёв старого бьюика ("Маслица требует", — сказал бы отец) и весёлое жужжание по ту сторону двери. Это Элли с Брендой болтали с семью Тиммонсами.
— Ладно, Джесс. Встань, не ленись. У Мисс Бесси вымя, наверное, уже землю скребёт. А тебе ещё собирать бобы.
"Не ленись"! Это он-то ленится? Он позволил своей голове ещё минутку полежать мёртвым грузом.
— Джес-с-си-и!
— Да, мам. Иду, иду.
Именно Мэй Белл пришла к нему на бобовую грядку сообщить, что в бывший дом Перкинсов на соседней ферме вселяются какие-то люди. Да, у самой двери там стоял контейнер, из этих двойных, огромных. У новых жильцов вещей хватает! Но долго они не задержатся. Перкинсов дом — один из тех старых, ветхих деревенских домов, в которые въезжают, когда некуда деться, и выселяются поскорее. Позже он думал, как странно получилось, что это было важнейшее событие в его жизни, а он на него чихать хотел, будто ничего не произошло.
Вокруг его потного лица и потных плеч вились мухи. Он кидал бобы в корзину и молотил их обеими руками. "Кинь мне футболку, Мэй Белл". Мухи — это тебе не какой-то контейнер.
Мэй Белл поскакала в конец грядки, подобрала его футболку с того места, куда он её положил, и вернулась, держа её вытянутой рукой.
— О-о-о-о, как воняет! — сказала она Брендиным голосом.
— Да заткнись ты, — сказал он и вырвал у неё футболку.
Глава вторая
Лесли Бёрк
Элли с Брендой к семи не вернулись. Джесс управился с бобами и помогал матери их консервировать. Она никогда этим не занималась, кроме тех случаев, когда от жары совсем уж нельзя было стряпать. Настроение у неё, само собой, было жуткое, она весь день орала на Джесса и так устала, что не могла даже приготовить ужин.
Джесс смастерил себе и младшим сестрам сэндвичи с кокосовым маслом, и, поскольку на кухне было всё ещё жарко и она до тошноты пропахла бобами, они втроём пошли есть во двор.
Контейнер всё ещё стоял у дома Перкинсов, но вокруг никого не было видно, и Джесс решил, что разгрузку кончили.
— Надеюсь, у них есть такая девочка, как я, — сказала Мэй Белл. — А то мне играть не с кем.
— А Джойс Энн?
— Ну, прям! Она малявка, вот она кто.
У Джойс Энн задрожали губы. Потом её коротенькое тельце дёрнулось, и она истошно заорала.
— Кто там дразнит ребёнка? — взвыла мать из-за двери.
Джесс тяжело вздохнул и сунул свой последний сэндвич прямо в раскрытый рот Джойс Энн. Она широко раскрыла глаза, но рот закрыла, чтобы не потерять неожиданный дар. Может, теперь он получит хотя бы минуту покоя.
Он вошёл в дом, прикрыв за собой дверь, и проскользнул за спиной матери, которая покачивалась в качалке перед телевизором. В комнате, которую Джесс делил с младшими, он порылся под матрасом и вытащил блокнот и карандаши. Потом лёг на живот и стал рисовать.
Рисовал он так, как иные пьют. Рисунок начинался в мозгу и впитывался в усталое, напряжённое тело. Ох, как он любил рисовать! Чаще всего — животных, и не просто животных — например, Мисс Бесси, — а дурацких каких-то, ненормальных. Почему-то ему нравилось ставить своих зверей в немыслимые ситуации. Вот гиппопотам только что сорвался со скалы и летит кувырком — это можно понять по клубящимся линиям — прямо в море, из которого торчат пучеглазые, удивлённые рыбы. Над гиппопотамом — не над головой, она внизу, над задницей — плавает пузырь, а на нём написано: "Ой, я очки забыл!"
Джесс заулыбался. Если он решит показать это Мэй Белл, придётся объяснить, в чём шутка, но уж тогда она будет ржать, как публика в телешоу.
Он бы не прочь показать рисунки отцу, но вряд ли осмелится. Ещё в первом классе он сказал, что когда вырастет, будет художником. Ему казалось, что отец обрадуется, ан нет — он удивился. "Чему вас только учат в этой школе! Старые метёлки делают из моего сына какого-то..." Он не сказал, кого именно, но Джесс понял, о чём речь. Это и через четыре года не забудешь.
