– Лада! – прорычала Ирка и тут же беспомощно добавила: – Мама! – потому что за забором явственно слышались крики.
Мама и вправду уже проснулась. В сапогах на босу ногу и накинутом поверх кружевной пижамки меховом жакетике она металась по двору с криком:
– Где моя дочь? Как мог ребенок уйти ночью из дому, чтоб никто об этом не знал?
– Ты четыре года не знала, чи дома вона, чи ни – и тэбэ це ани мало не волновало. Чого ж зараз така истерика? – «открикивалась» бабка в кухонную форточку – сквозь стекло виднелся ее темный силуэт.
– Ты не мать! И ты не бабка! – кричала в ответ мама. – Ты жестокая садистка! Эсэсовка!
– Ты дывы, яких она слов в своей Немеччине нахваталась! – немедленно подхватывала подачу бабка.
Кот, вздыбленная шерсть которого делала его похожим на большой клубок, сидел на ветке любимой груши и время от времени жалобно мявкал, точно пытаясь утишить скандал, но на него не обращали внимания.
– Весь забор исписан! Угрозами! Мы должны немедленно искать ребенка! – выкрикнула мама и заметалась по саду, точно рассчитывала найти Ирку за каким-нибудь деревом. И… напоролась на стоящую у калитки Ирку.
Некоторое время мама молча глядела на нее.
– Ты где была? – тихо и как-то очень страшно спросила мама, так что Ирка невольно попятилась. – Где ты была, я тебя спрашиваю? – срываясь на визг, завопила мама.
– В магазине, – растерянно пробормотала Ирка, выставляя пакет перед собой, как щит. Сюрприза не получилось, ну да фиг с ним, сейчас главное как-то управиться с последствиями Ладиной тяги к искусству (то к пению, то к живописи… Надо было и правда ей паралич устроить!).
– То есть как – в магазине? Что значит – в магазине? – снова сорвалась на крик мама. – Я захожу в комнату – твоя бабушка спит… от храпа аж стенки прогибаются! – мама метнула бешеный взгляд в сторону кухонной форточки. – А тебя нет! Я весь дом обыскала, а тебя нигде нет! Я начала волноваться и вышла за ворота! Думала… Не знаю… Вдруг ты мусор выносить пошла…
– О! А мусор як раз треба вынести, – практично откликнулась из форточки бабка.
– И увидела… Увидела! – продолжала мама, тыча пальцем в сторону забора, но Ирка и так поняла, что она увидела. – Я чуть с ума не сошла! Я решила, что тебя похитили, и теперь Тео придется платить выкуп…
– Ось тилькы грóши ее и волнуют! – прокомментировала форточка.
– А ты просто собралась и ушла в магазин? – начисто заглушая реплики из форточки, закричала мама. – Никому не сказав, не спросив разрешения, взяла деньги и пошла?
– Но я всегда хожу в магазин… – попыталась объяснить Ирка.
– А шо ты знову за грóши переживаешь? Хиба она твои взяла? – выступил глас из форточки. – Це наши грóши – мои та Яринки – хочет вона, ось и бере!
– Не смей вмешиваться, когда я с дочерью разговариваю! – рявкнула в ответ мама. И резко повернулась к Ирке. По ее лицу было видно, что она себя уже не контролирует, что она доведена до упора, до предела. – Отвечай немедленно, что здесь происходит? Кто пишет на стенах? Что за угрозы? С кем ты связалась? Где ты была на самом деле?
– Но я действительно была в магазине! Ты же сказала, что Тео любит булочки и чтоб я с ним подружилась! – в отчаянии выпалила Ирка, снова подсовывая маме пакет.
– Какие еще булочки? – вскричала мама и ударила по пакету, выбивая его у Ирки из рук.
Булочки, за которыми Ирка бегала в супермаркет, плюхнулись в подтаявшую лужу, и пакет начал темнеть, медленно наполняясь водой.
– Правильно, бей ребенка! – немедленно согласилась из форточки бабка. – Мэнэ, значить, жестокою садисткою зовет, а сама, мабуть, садистка добрая!
Мама схватилась ладонями за виски и застонала.
– Лорхен! – завопил из дома Тео.
Сквозь так и брошенную распахнутой дверь дома Ирка увидела, как полуодетый мамин муж бежит по длинному коридору, как бросается к двери и… с разбегу ударяется в пустой дверной проем, словно тот затянут стеклом! Дверной проем на миг подернулся прозрачной пленкой, и эта пленка спружинила, как матрас, отбрасывая Тео назад.
Из кухни в коридор высунулась бабкина голова (да что сегодня с утра сплошные головы!) и ехидно поинтересовалась:
– А хто така Лорхен? И куда подилася моя дочка, шлендра, Ларискою звуть?
– Вам быть стыдно! – повернулся к ней Тео. Мамин немецкий муж совершенно спокойно и невозмутимо стоял перед дверью, будто и не собирался никуда выходить, и отчитывал бабку. Бабку! – Вы есть старый женщина – вы должны быть мудрый женщина, а вы провоцировать скандал, как будто получать от это удовольствий!
– Она получает! – одновременно сказали Ирка и мама, только мама в полный голос, а Ирка себе под нос.
– Если вы знать, что Ирэн уходить магазин, вы должны сказать моя жена, а не смотреть, как она пугаться и бояться! – продолжал выговаривать Тео. Бабка глядела на него, приоткрыв рот, словно никак не могла поверить, что… Все. Это. Происходит. На Самом. Деле.
Какой-то немец в ее «собственной хате» нотации ей читает! Как ей вести себя с ее собственной дочкой! И ее же собственной внучкой!
Ирка поняла, что у них сейчас не только ее комнаты не останется – у них всего дома не будет! Потому что бабка взорвется! Ее раздует, раздует… и она лопнет от злости, как бомба! Дом разнесет по кирпичику, останется только жалкая груда щебня, накрытая сверху обломками шиферной крыши! Вот сейчас бабка откроет рот и…
Бабка открыла рот и… неожиданно мирным тоном сказала:
– Жену свою поучи… которая Лорхен. – И скрылась обратно на кухню. И уже оттуда негромко добавила: – А меня молод учить… та ще и в моей собственной хате!
Ирка шумно выдохнула… и поглядела на Тео с опасливым восхищением. Силен немец!
– Лорхен! – Тео повернулся к жене. – Остановиться и успокоиться, прежде чем ты сказать или сделать, про что потом жалеть… – Подумал и добавил: – Еще сделать. – И поглядел на уже черный от талой воды пакет с булочками. – Ирэн! – он глянул на Ирку. – Молодой девочка не должна ходить неизвестно, особенно такой опасный страна, как твой! Ты должна понимать, мама волноваться. И я тоже – волноваться! Если ты хотеть уходить, надо сперва мама спрошать… делать спрос…
– Отож, з восьми лет, як мамаша-шлендра поихала – кожен раз, як погулять зберется, в Германию сбегать та спытать! – подала голос из кухни неукротимая бабка.
Но Тео, кажется, уже освоил единственный правильный способ общения с бабкой – не реагировать! Все так же стоя в дверном проеме, с тем же невозмутимым выражением лица, с которым он выговаривал маме и Ирке, он повернулся к калитке и поинтересовался:
– А вы, дети, заходить в двор, если приходить куда надо, и уходить, пожалуйста, если случайно ошибаться!
Ирка обернулась… и уставилась на Таньку и Богдана. Оба торчали в калитке, кажется, не в силах сделать ни шагу, и безумными глазами пялились на Иркину маму. Голос Тео подействовал на них, как ведро кипятка на замороженных – Богдан подпрыгнул, шагнул вперед, шарахнулся назад… и наконец хрипло выдавил: