– Та краще б болтали! – тяжко вздохнул дядька Мыкола. – Ладно, втрьох судить будем! Или кого-то и цэ не устраивает? – И даже Ирка в кустах поежилась под тем жутким горящим взглядом, которым нескладный, похожий на Дон Кихота человек обвел поляну.
Лошадей отвели в сторону, троица судей уселась за краем поляны.
– Ну що… – Дядька Мыкола снял фуражку, пригладил редкие волосы. – И не хочется, а починаты трэба…
– Стойте! – Принявший человеческий облик Рудый вышел из каменного кольца.
Балабан презрительно хмыкнул:
– Никак струсил, женишок! Что ж, возвращай невесту…
– Что-то я не поняла, с кем из них сама невеста? – сквозь листву и сгустившийся сумрак вглядываясь в происходящие на поляне события, шепнула Танька. – Чего они ее друг у друга требуют?
– Поиздеваться хочешь, Балабан? – Рудый гордо выпрямился. – Я-то не трус! А вот как насчет твоего парня? Слабо со мной один на один, любым оружием, в человеческом облике? Кто победит – тому и девушка.
– Ох уж да, ты не трус, – язвительно протянул Балабан, но видно было, что за едким тоном он скрывает тревогу. – У вас разные весовые категории! Ты ж вдвое больше!
– Ну, пусть дружка возьмет, нет, двоих, – издевательски предложил Рудый. – Как раз сравняемся!
– Ты, знаешь, не увлекайся, – буркнул майор у Рудого за спиной.
– Да ладно, командир, этого цыпленка щипаного любая завалящая ведьма бутылкой пива уделать может, – хмыкнул Рудый.
– У меня такое чувство, что я сейчас начну болеть за соколов, – прокомментировала негодующая Танька.
Белая птица с неровно выстриженными перьями взмыла с каменной стелы и грянулась оземь.
– Хватит! – Низкорослый крепыш с разводами мазута на лице гордо вскинул голову. – Деремся!
Они стояли друг против друга. Широкоплечий вовкулака легко держал у бедра десантный нож. Низкорослый сокол натягивал на руку длинную, по локоть, перчатку, усеянную острыми стальными шипами.
– Цестус! Вроде кастета, только круче – хоть кистью, хоть локтем бить можно, – шепнул Богдан, с интересом знатока присматриваясь к приготовлениям.
Оборотни сбились в кучки возле своих каменных кругов.
Хищно пригнувшись, бойцы двинулись навстречу друг другу. Пружиня на полусогнутых ногах, они кружили, словно не на бой сошлись, а на танец. Вовкулака несколько раз обманно повел ножом – опытный боец, он не спешил нападать. Затянутая в перчатку цестуса рука сокола дергалась наперехват… Опускалась… Тот нервно усмехнулся:
– Что, на свидания ты так же торопишься?
Нож метнулся вперед. Легко увернувшись, сокол пропустил лезвие мимо себя. Шипы цестуса ударили вовкулаке в висок. Но Рудый уклонился…
Противники снова закружили. Их руки стремительно замелькали. Сверкал клинок, выбивая искры из шипов перчатки, сталь билась о сталь.
– Эх, пивка б еще! – молотя ногами от возбуждения, простонал среди зрителей молодой парень в джинсах.
Железные пальцы Рудого ухватили Кречета за плечо, рванули к себе, животом прямо на выставленный клинок. Соколы отчаянно закричали… И в ту же секунду цестус взметнулся, разбивая Рудому подбородок и губы.
Бойцы разлетелись в стороны, замерли друг напротив друга.
Кречет медленно отнял окровавленную ладонь от живота. Криво улыбнулся:
– Ерунда, царапина! А вот ты ей теперь вряд ли понравишься! С такой-то рожей!
Рудый мучительно шевельнул разодранным ртом:
– Много… болтаешь!
Струйка крови текла у вовкулаки по подбородку. Струйка крови текла у сокола по животу. Первые капли упали на утрамбованную землю.
Ирка почувствовала, как нечто в каменных алтарях словно повело носом, принюхиваясь.
Противники вновь ринулись навстречу друг другу. Сшиблись, сцепившись, покатились по земле, разомкнулись… Вовкулака держал соперника за волосы, запрокидывая ему голову, а в горло соколу упиралось лезвие клинка.
– Отдавай… – начал Рудый.
Противник с силой ударил локтем назад. Щипы цестуса вонзились вовкулаке в живот… Рудый отпрянул, зажимая ладонями рану… Нож выпал из рук…
– Сравнялись! – хрипло вскрикнул сокол, выворачиваясь из волчьей хватки. Замахнулся цестусом, нацеливаясь добить шатающегося противника…
– Еще нет! – рявкнул Рудый. Поднырнул под кулак и заехал врагу коленом под дых.
Сокол захрипел, согнулся пополам, и тут же колено Рудого впечаталось ему в физиономию, с хрустом ломая переносицу.
– Вот теперь – сравнялись! – взревел вовкулака, швыряя сокола оземь и наваливаясь сверху.
Похожие, будто отражения, одно окровавленное лицо нависло над другим…
Вопя от возбуждения, Филипповы волхвы вскочили на ноги…
Тело сокола поплыло, меняя очертания. Отчаянно молотя крыльями, громадная птица вырвалась из человеческой хватки. Загнутый клюв походя долбанул вовкулаку в лоб. Сокол взмыл…
Прикрывая голову руками, вовкулака перекатился в сторону, кувыркнулся через валяющийся клинок… Падающего сверху сокола встретила распахнутая волчья пасть.
Кости крыла страшно хрустнули в крепких волчьих челюстях. Держа в зубах бьющуюся птицу, волк бежал к алтарю каменного кольца. Над «восьмеркой», отчаянно и бессильно крича, метались птицы.
– Давай, сынок, давай! – бешено орал майор.
Рудый мотнул башкой, с размаху швыряя трепещущего сокола между стелами. Тяжелое тело ударилось о камни. Задыхающийся, окровавленный человек лежал на алтаре.
Другой такой же задыхающийся и окровавленный человек навалился на него.
– Мой вер-рх, мой! – рычал Рудый. – И она тоже – моя! Вер-рни!
Ирка увидела, как поверженный медленно, с трудом покачал головой.
– Она… с тобой… – шевельнулись разбитые губы. – Ты… отбил…
– Вр-решь! – сильные пальцы Рудого сомкнулись у противника на горле.
Сокол захрипел, задыхаясь.
– Да он же его сейчас убьет! – Ирка вскочила на ноги…
Грянул выстрел.
Молодой вовкулака дернулся, запрокидывая голову. Схватился за грудь. И рухнул на алтарь рядом с бесчувственным соперником. Кровь врагов смешалась.
Каменные круги вдруг разом содрогнулись, будто от землетрясения. И вспыхнули неистовым светом! Камень алтаря едва слышно вздохнул, и Ирка увидела, что кровь впитывается в него, будто в губку. Юная ведьма почувствовала, как из камней выглянуло нечто. Оббежало взглядом поляну… И словно приготовилось к рутинной, изрядно надоевшей, но – что поделаешь! – нужной и важной процедуре.
– Волк – жертва, волк! Не сокол! – радостно проклекотал старый Балабан, вскакивая над «восьмеркой». – Но… кто стрелял? Кто? – Он растерянно обвел глазами окаменевших от неожиданности судей и зрителей.
