– Вот в Петербурге мои тетушки давали балы… – снисходя к наивности панны Ирины начала она, но та ее не слушала:
– Жалко, я ваши танцы танцевать не умею!
– Совсем не умеете? – изумилась графиня. – Ни кадриль, ни мазурку?
– Разве что хип-хоп, да и тот не очень, – усмехнулась панна Ирина.
О подобном танце графиня никогда не слыхала и сомневалась, что приглашенный из Каменца оркестр уланского полка имеет соответствующие ноты – музыканты и в мазурке-то немилосердно фальшивили, то и дело сбиваясь на полковой марш.
Однако же приехавшая из Петербурга «баронесса» вызвала всеобщее любопытство – вон как косятся поверх вееров дамы молодые и в открытую лорнируют панну Ирину пожилые. Приглашений ей не избежать, возможно даже в почетную третью пару, вслед за Оксаной Тарасовной и самой графиней. Неумение «баронессы фон Хортманн» танцевать, чего с девицей дворянского воспитания быть никак не может, вызовет мгновенные подозрения! Нужно немедленно убрать панну Ирину отсюда!
– Прошу вас, пойдемте… хотя бы в столовую!
Уловив в голосе Татьяны беспокойные нотки, панна Ирина бросила сожалеющий взгляд на бальный зал, но без возражений последовала за графиней. Молчаливый и, кажется, слегка потерянный из-за обилия знатных панов цыганенок, как привязанный, тащился за ними. Все трое торопливо скрылись за дверями столовой.
– О! Это вовремя! – вновь воспылала энтузиазмом панна Ирина, увидав накрытые к следующему за балом ужину столы. – Я голоднющая, как сама не знаю кто! – и принялась совершать действия, такие же странные, как и все, что она делала и говорила.
Она ухватила с подноса румяный калач и зачем-то разломила его пополам. Изучила блюдо истекающего слезой овечьего сыра, критически хмыкнула, но все же прямо пальцами подцепила кусок и шлепнула на калач. Добралась до блюда с нарезанной холодной олениной и водрузила толстый шмат поверх. Накрыла вторым куском калача и впилась в сие сооружение зубами.
– Панна Ирина, что вы такое делаете? – вскричала скандализованная графиня.
– Гамбургер, как в Макдоналдсе, – сквозь энергично движущиеся челюсти пробубнила та.
– Гамбургер? Что-то немецкое? Макдоналдс? Шотландец? Что все это значит?
– Еще бы кетчупа сюда, – облизывая пальцы, сказала Ирина и, видя полнейшее ошеломление на лице графини, снисходительно пояснила: – Вроде приправы, красная такая, как… – ее челюсти задвигались медленнее, медленнее, лицо вдруг исказилось отвращением, она схватила со стола салфетку и, быстро повернувшись к стене, сплюнула в нее. – Как кровь, – глухим голосом, не оборачиваясь, закончила она. Она положила свой надкушенный – как его? – гамбургер на ближайшую тарелку. – Я… не могу больше такое есть… Мне… нужно теперь совсем другое… – невнятно произнесла она. Так говорят, когда во рту что-то мешает. Например, невероятно удлинившиеся клыки.
Татьяна вдруг, сама не понимая почему, быстро глянула на цыганенка, будто рассчитывала, что тот подскажет выход из ситуации. Но смуглый мальчишка лишь с жалостью смотрел на подрагивающие плечи панны Ирины.
– Надо было… хоть в таборе перекусить… До того как… А то ходи теперь голодной… – сквозь едва слышные всхлипы выдавила панна Ирина и, как ей казалось, незаметно вытерла глаза. – Твой план-то хоть сработает? – поинтересовалась она у Татьяны. – Кармалюк придет? Кажется, он мне нужен срочно…
Умеет же панна Ирина вопросы задавать!
– Обязательно придет! – подпустив в голос уверенности, которой она на самом деле не ощущала, заверила графиня. Сей беглый холоп просто не смеет не явиться! Напрасно ли она целый день шныряла по поместью, до неприличия много болтая с дворней. На поварне, где в посудомойках толстая Маланка, твердила, что не зря, ох не зря славящаяся скупостью пани экономка шумный бал затеяла – не иначе как ожидает от гостей выгоды. В пральне, где мыла простыни вдовая Ганна, прямо спросила у той, не велела ли пани экономка мешок чистый да сухой заготовить, чтоб большие гро́ши складывать. В кабинете мимоходом поинтересовалась у прибиравшейся там своей тезки – горничной Тетяны: давно ли проветривался батюшкин денежный ящик? Ну как приезжие паны пожелают в него сегодня вечером большие деньги запереть для сохранности? И под конец не она ли в своей спальне шепотом признавалась охающей няне, что подлая змея-опекунша готова продать ее, Татьянино, замужество тому из окрестных панов, кто больше даст, и что состоятся сии постыдные торги прямо на нынешнем балу. Рассказывала и словно не замечала, как прислушивается, боясь упустить хоть слово, перестилающая ей постель Катерина.
Разве не знала графиня о своей домашней прислуге все – кто, где, когда и с кем, – как завещал папа́, полагавший хорошее знание подчиненных залогом успеха в любом деле. Разве не выскальзывала Маланка из поварни, не бегала куда-то Катерина, не искали в пральне запропавшую Ганну и разве не отпирала горничная Тетяна всегда запертый ночью черный ход?
– Кармалюк непременно явится – грабить панов, что привезли сегодня деньги! – уже с полной твердостью заключила графиня. – Вы отберете у него клинок, какой там у него ни на есть, и сможете отправляться дальше в свое путешествие.
– Мы? А ты? – переспросила панна Ирина.
Из бального зала уже неслась музыка – оркестр наконец сладился и бал должен был вот-вот начаться.
– Я уж вам говорила: никуда не пойду, поскольку ни единому слову из вашей сказочной истории про моих воскресших родителей не верю! Сие есть бред и чепуха, противоречащая всякому здравому смыслу! С меня довольно будет, ежели Кармалюк заберет у панов деньги – без них Оксана Тарасовна не отдаст меня никакому жениху! Кармалюк придет, – еще раз повторила она. – Он никогда еще не грабил наше имение и засады здесь не ожидает…
Рвущаяся из залы мазурка взвилась стремительным вихрем – и вдруг опала, как разорванное полотнище. Последний раз пронзительно взвизгнула и испуганно смолкла флейта. Сквозь притворенные двери столовой хорошо слышен был грохот многочисленных сапог по паркету, испуганные вскрики дам и явственные звяканье саблей и щелканье затворов.
Троица в столовой переглянулась:
– Кармалюк! – выдохнули они разом и, чуть не сшибая друг друга с ног, бросились в зал.
Панна Ирина добежала первой – и замерла в дверях. Графиня врезалась в нее – и тоже оцепенела, так что даже не заметила, как бегущий следом цыганенок опять оттоптал ей подол.
Зал, и галерею, и комнаты, и коридоры заполняли люди в жандармских мундирах. Перед Оксаной Тарасовной, придерживая висящую на боку саблю и щелкая каблуками сверкающих сапог, склонился представительный жандармский офицер:
– Честь имею отрекомендоваться, сударыня! Капитан-исправник Каменецкого повета!
[14]
Прибыл во главе вверенных мне жандармов для защиты имения!
– Но… Какая опасность может грозить нам здесь, господин капитан? – благосклонно поглядывая на лихого жандармского офицера, пролепетала Оксана Тарасовна.
