ГЕНРИ: Поверить не могу, что я ляпнул такое. Я глажу волосы Клэр и страстно мечтаю немедленно оказаться в своем настоящем, поговорить с Клэр, выяснить, что я рассказал ей, пятнадцатилетней, о смерти матери. Это потому, что я недосыпаю. Если бы я нормально спал, то и соображал бы быстрее или, по крайней мере, выворачивался бы из неприятностей. Но Клэр, самый правдивый человек на свете, ужасно чувствительна даже к маленьким обманам, и теперь мне придется или отказаться говорить что-либо, а это выведет ее из себя, или врать, чего она не потерпит, или сказать правду, которая огорчит ее и заставит по-другому относиться к матери. Клэр смотрит на меня.
– Расскажи.
КЛЭР: Генри выглядит несчастным.
– Клэр, я не могу.
– Почему?
– Незачем говорить вещи заранее. Это перевернет твою жизнь.
– Да. Но нельзя же останавливаться на полдороге.
– Нечего рассказывать.
Мне становится страшно. Вдруг захлестывает уверенность.
– Она покончила с собой! – Этого я всегда больше всего боялась.
– Нет. Неправда. Ничего подобного.
Я смотрю на него. Генри выглядит ужасно несчастным. Не знаю, правду ли он сказал. Если бы я могла читать его мысли, как все было бы легче. Мама. Мамочка.
ГЕНРИ: Это ужасно. Я не могу оставить ее в таком состоянии.
– Рак яичников,– очень тихо говорю я.
– Слава богу, – шепчет она и начинает плакать.
5 ИЮНЯ 1987 ГОДА, ПЯТНИЦА
(КЛЭР 16, ГЕНРИ 32).
КЛЭР: Я весь день жду Генри. Я так взволнована. Вчера я получила водительские права, и папа сказал, что сегодня вечером я смогу взять «фиат» на вечеринку у Рут. Маме эта идея совсем не нравится, но, поскольку папа разрешил, она ничего сделать не может.
Я слышу, как после обеда они ругаются в библиотеке: «Мог бы меня спросить…» – «Люси, все будет в порядке…»
Я беру книгу и иду в долину. Ложусь на траву. Солнце начинает садиться. На улице прохладно, в траве полно маленьких белых мошек. Небо на западе окрашено в розовый с оранжевым, надо мной – глубокая голубая арка. Я подумываю вернуться в дом за свитером, когда слышу, что кто-то идет по траве. Конечно, это Генри. Он входит на поляну и садится на камень. Я наблюдаю за ним из травы. Он выглядит довольно молодо, ему, наверное, едва за тридцать. На нем однотонная черная футболка, джинсы и сапоги. Он сидит неподвижно и ждет. Я не выдерживаю, выпрыгиваю из травы и пугаю его.
– Господи, Клэр, ты напугала чудака до сердечного приступа.
– Ты не чудак.
Генри улыбается. Он такой странный, такой взрослый.
– Целуй,– приказываю я, и он меня целует.
– В честь чего?
– Я получила водительские права! Генри выглядит встревоженным.
– О нет. В смысле, поздравляю.
Я улыбаюсь: ничего, что бы он ни сказал, настроения мне не испортит.
– Ты просто завидуешь.
– Если честно, то да. Я люблю водить, но никогда не делаю этого.
– Почему?
– Слишком опасно.
– Трусишка.
– В смысле, для других. Представь, что случится, если я сижу за рулем и вдруг исчезаю? Машина будет продолжать ехать, и – ба-бах! – куча трупов и реки крови. Ничего хорошего.
Я сажусь рядом с Генри на камень. Он отодвигается. Я не обращаю внимания.
– Я сегодня собираюсь на вечеринку к Рут. Хочешь со мной?
Он поднимает брови. Обычно это означает, что он собирается процитировать книгу, которую я не читала, или прочитать мне нравоучение. Вместо этого он просто говорит:
– Но, Клэр, там же будет полно твоих друзей.
– Ну и что? Я устала прятать тебя.
– Ну, посмотри: тебе шестнадцать. Мне сейчас тридцать два, ровно в два раза больше. Ты правда думаешь, что никто не обратит внимания и твои родители ничего не узнают?
– Хорошо, – вздыхаю я, – но мне ехать придется. Давай со мной, посидишь в машине, я ненадолго, а потом куда-нибудь прокатимся.
ГЕНРИ: Мы останавливаемся в квартале от дома Рут. Я слышу громкую музыку; это «Talking Heads», «Однажды в жизни». Мне почти хочется пойти с Клэр, но это будет неразумно. Она выскакивает из машины, говорит: «Сиди», как будто я большая непослушная собака, и уходит, стуча каблучками и покачивая бедрами в короткой юбке. Я откидываю сиденье и жду.
КЛЭР: Едва попав в дом, я понимаю, что эта вечеринка – большая ошибка. Родители Рут уехали в Сан-Франциско на неделю, поэтому у нее, по крайней мере, будет время, чтобы починить, отчистить все и придумать объяснения, но все равно я рада, что это не мой дом. Старший брат Рут, Джейк, тоже пригласил своих друзей, так что всего получилось около сотни человек, и все пьяные. Здесь больше мальчишек, чем девчонок, и я жалею, что не надела брюки и туфли без каблуков, но с этим уже ничего не поделаешь. Когда я прохожу на кухню за выпивкой, кто-то говорит за моей спиной:
– Посмотрите: мисс Смотри-но-не-трогай! – И раздается противный причмокивающий звук. Поворачиваюсь и вижу, что на меня таращится Ящер (мы так называем его из-за прыщей). – Хорошее платье, Клэр.
– Спасибо, но это не в твою честь, Ящер. Он идет за мной на кухню.
– Деточка, это не очень вежливо. В конце концов, я просто пытаюсь выразить восхищение твоим шикарным нарядом, а ты в ответ просто оскорбляешь меня…
Кажется, он не заткнется никогда. Наконец я вырываюсь, используя Хелен как живой щит, чтобы выбраться из кухни.
– Ну и гадость,– говорит Хелен.– Где Рут? Рут прячется наверху в спальне с Лаурой. Они курят косяк в темноте и смотрят из окна, как несколько дружков Джейка голые купаются в бассейне. Вскоре мы все оказываемся у окна и таращим глаза.
– Хм,– говорит Хелен.– Мне бы вот такого.
– Которого? – спрашивает Рут.
– Того, у вышки.
– О-о.
– Посмотри на Рона,– говорит Лаура.
– Это Рон? – хихикает Рут.
– Ух ты. Ну, думаю, любой бы выглядел лучше без рубашки с «Металликой» и жуткой кожаной жилетки,– отвечает Хелен.– Эй, Клэр, ты что-то молчишь.
– Что? Да, наверное, – отстраненно отвечаю я.
– Посмотри на себя, – говорит Хелен. – Ты просто… тебя просто перекосило от желания. Мне за тебя стыдно. Как можно было себя до такого состояния довести? – Она смеется. – Правда, Клэр, почему бы с кем-нибудь из них не закрутить?
– Я не могу,– жалобно отвечаю я.
– Конечно, можешь. Просто иди вниз и крикни: «Хочу трахнуться!», и не меньше пятидесяти парней будут кричать: «Выбери меня!»
