На лыжах мы с Тошей быстро научились кататься, но нам все равно больше нравилось на санках, правда, на той базе санок не выдавали.
Стояла середина января, мы уже изучили все маршруты, и нам позволяли ездить без инструктора.
На очередном спуске я завалилась набок, а Антон молодцом — не упал. Пока я барахталась в снегу, с горы съехала юная лыжница, одетая в красный костюм, и остановилась возле Тоши.
— Катаетесь? — запросто начала она разговор.
— Падаем, — весело глядя на меня — снеговика, — ответил он.
Девчонка оперлась одной рукой на палку, а другую, в массивной красной перчатке, протянула ему и сказала:
— Ира.
В ее голосе звучала такая уверенность, что мне даже завидно стало.
А Антон смутился, неловко пожал ей руку, представился сам и представил меня.
Мне хотелось поскорее убраться подальше от этой Иры, но она, как назло, предложила:
— Давайте вместе кататься? А то я тут ни с кем не знакома, как-то скучно.
Мы переглянулись и ничего не ответили. Лихая лыжница сама все за нас решила и скомандовала:
— Тогда вперед?! Я знаю тут один классный маршрут!
Я еще подумала: «А сказала, в первый раз!»
Маршрут оказался жутким, я падала на каждом шагу, Антон еще ничего, держал марку. Мне даже показалось, он стесняется перед Иркой. Она действительно здорово каталась, в каждом движении сквозила уверенность, а в голосе слышалась снисходительность к нам — неумехам. Впрочем, главной неумехой была я. Антон Ирке понравился, я сразу поняла. Она делала ему комплименты.
— Ты правильно держишь палки, как профессионал! — сказала она.
— А Вероника? — спросил Тоша.
— Не совсем.
Не прошло и десяти минут, как снова:
— Антон, ты классно съехал с этой горы, большинство падают! — И посмотрела на меня, как на типичную представительницу большинства.
Я тогда чуть не расплакалась. Как чучело в снегу стояла перед ними.
На все Иркины похвалы Тоша краснел и отводил глаза, а у меня внутри становилось гадко-гадко, как будто жабу, помазанную горчицей, лизнула.
И домой мы ехали вместе с Иркой. Электричка в тот раз совсем не показалась мне волшебной, стук колес нервировал, от качки подташнивало, я никак не могла согреться.
Наша новая знакомая сказала:
— Ник, ты какая-то зеленая.
Мне хотелось крикнуть, чтобы она не смела меня называть «Ник», потому что так звал меня только Тоша. Но я промолчала и отвернулась к окну.
Ирка рассказывала, что раньше занималась на другой лыжной базе, предлагала как-нибудь съездить туда вместе.
Я бы в жизни не поехала! Однако она и не меня, по большому счету, приглашала.
Когда же мы наконец вышли на нашей станции — новой знакомой, к счастью, оказалось, нужно было ехать дальше, — я сказала Антону:
— Знаешь, я больше не стану ездить на базу. У меня что-то плохо получается с лыжами.
Тоша огорчился и возразил:
— А мне кажется, у тебя отлично получается.
Мы некоторое время шли молча, а потом он заявил:
— Тогда и я не буду ездить.
— Ты же договорился с Ирой на послезавтра… — Голос у меня дрожал от холода и еле сдерживаемых слез. — Тебе она понравилась?
Я ругала себя за то, что спросила. Все и так было ясно, конечно, понравилась. Мне самой бы понравилась, не отнимай она у меня Антона.
А Тоша сказал:
— Не-а, не очень, какая-то задавака!
Я недоверчиво посмотрела на него:
— Правда?
Он закивал:
— Ага! Давай лучше попросим у мам, чтоб купили нам лыжи, и будем в нашем парке кататься?
Мне хотелось его расцеловать — таким хорошим он мне показался.
Антон обнял меня за плечи и, хитро сверкая глазами, сообщил:
— У меня дома есть половина шарлотки с яблоками и кассета с ужастиком. Пошли?
Первым снегом по пути в школу полюбоваться я не успела — опаздывала. Зато после уроков шла медленно-медленно и наслаждалась.
Совсем некстати из школы выбежал Петров и помчался за мной, выкрикивая на бегу мое имя. Ей-богу, парни такие смешные, когда чего-то сильно хотят. Вот и Аполлон наш местный совсем голову потерял, не стыдится выставлять себя на посмешище. Неужели влюбился? Этого еще не хватало!
— Вероника, я хочу поговорить! — выпалил парень.
Мне уже нехорошо, в горле ком, сердце неприятно сжалось, но не от радостного предвкушения, а от жалости.
Не хочу никому делать больно, я слишком много знаю о любви, чтобы с кем-то играть в нее не по правилам.
— Ну подожди же ты, — Леха схватил меня за руку.
Ощущаю себя неловко, хочется вырвать ладонь и бежать прочь, только бы не видеть взволнованную улыбку и нежную тоску в глазах.
Его чувства не настоящие, он ничего обо мне не знает, кроме одного — по какой-то причине я в него не влюблена. Аполлону все слишком легко дается, девчонки к нему слетаются как мотыльки на свет, я же досадное исключение из правил. Но он, конечно, может и не догадываться, что это не любовь, а всего лишь уязвленное самолюбие.
— Сходим куда-нибудь сегодня? — предложил Леха, не выпуская моей руки.
— Нет, прости, у меня курсы.
— А как насчет завтра?
— Не получится.
Любопытные ребята из школы глазеют на нас. Среди них несколько моих подружек. Когда я на очередной девичник притащила фотки Петрова, меня чуть ли не на руках носили. А потом Леха стал уделять мне много внимания, и подружки начали завидовать. Они хоть и стараются этого не показывать, но наши отношения стали натянутыми. Не со всеми, все-таки у меня их двенадцать штук, напряг только с самыми влюбленными в нашего Аполлона.
Я высвободила свою руку и пошла, пояснив:
— Я опаздываю.
— Мы могли бы… — начал он, я оборвала:
— Нет-нет, прости. Мне жаль.
— У тебя есть парень? — озадаченно спросил Леха, неотступно следуя за мной.
— Нет.
Петров нервно засмеялся и, заглянув мне в глаза, процитировал строки старой песни:
— «Или я хорош слишком для тебя, или, может, ты слишком скромная?»
[3]
Я не сдержалась, улыбнулась. Искренне. А он красивый, правда. Я была бы счастлива посмотреть на него другими глазами…
Но, наверное, мне суждено в каждом искать то, чего никогда не найду.
