Казалось, дни стали еще длиннее и жарче. Когда наступала ночь, Каллик с наслаждением опускала горящие лапы в воду. Ее мутило от душной пыли, толстым слоем припорошившей ее шерсть, забивающейся между когтей и разъедающей усталые глаза. Она отдала бы все на свете, лишь бы снова почувствовать под лапами чистый, плотный и гладкий лед!
Однажды вечером Токло, Уджурак и Луса бодро шагали вперед вдоль ручья, а Таккик плелся за ними, что-то злобно бормоча себе под нос. Каллик с тоской посмотрела на медленно садящееся солнце. Прилипло оно к небу, что ли? Но когда в воздухе повеяло вечерней прохладой, она сразу повеселела и догнала брата.
— Ты рад, что день кончился? — спросила Каллик. — Ночью намного прохладнее, правда? И еще мне нравится смотреть на звезды, что мерцают у нас над головами. Ты ведь тоже их любишь, да? — она лопотала всякий вздор, лишь бы не молчать. Ей отчаянно хотелось напомнить брату об их общем детстве — и о том, как чудесно, что они наконец-то снова вместе.
Таккик насмешливо посмотрел на розовое закатное небо и скривился:
— Что-то я не вижу никаких звезд.
— Ничего, скоро они появятся! — с напускной бодростью пообещала Каллик.
— Мне кажется, что после Самого Долгого Дня ночи стали еще короче, — горько вздохнул Таккик. — Эти старые медведи на Великом озере болтали, будто теперь солнце утратит свою силу и к нам вернется холод и лед. Но солнце как торчало на небе, так и торчит, и ничего ему не делается! И ночи все такие же короткие, не успеет иней выпасть, как солнце тут же вылезает из-за края земли и слизывает его, словно медведь языком. Откуда нам знать, вернется лед снова или нет? Что если солнце так и будет пожирать ночь, пока не проглотит все звезды?
Каллик в ужасе уставилась на него.
— Такого не может быть! — горячо воскликнула она. — Ночь уже возвращается, просто понемножку, и лед тоже растет. Помнишь, как мама рассказывала нам про Силалюк и охотников? Неужели ты все забыл? — Она обогнула острый камень, торчавший посреди тропинки.
— Но тогда почему лед до сих пор не вернулся? — с вызовом спросил Таккик. — Я уже забыл, как выглядит лед. — Он с силой ударил лапой по луже, забрызгав всю шерсть грязной водой.
— Он вернется, — твердо сказала Каллик, всей душой надеясь, что голос ее звучит так же уверенно, как мамин. — Ниса всегда так говорила.
— Она тоже не знала, — вздохнул Таккик. — А я думаю, что духи льда нас оставили. Они ушли на небо и прячут морды от солнца. Им стыдно, потому что они бессильны нам помочь, и спасти лед они тоже не могут!
— Таккик… — умоляюще пролепетала Каллик. Она посмотрела на темнеющие вдали силуэты остальных медведей, на их удлинившиеся тени, протянувшиеся над водой. Хоть бы они не услышали сердитых слов Таккика!
— А ты сама-то ничего не забыла? — крикнул Таккик, откровенно смеясь над ее уговорами. Но при этом в голосе его звучала такая глубокая печаль, что у Каллик упало сердце. — Вспомни, каким было ночное небо в пору нашего детства на льду? Какими яркими были звезды, какими темными и бескрайними казались небеса! Черное небо накрывало собой лед, и снег сверкал под луной так, что глаза слепило. А мы лежали на чистом, холодном льду, зарывшись носами в теплый мамин бок, и слушали ее сказки… — голос его дрогнул и оборвался. Таккик резко отвернулся от сестры.
— Я все помню, — тихо ответила Каллик, крепче прижимаясь к нему. — Там, на льду, было красиво, хорошо и безопасно. И мы играли в снегу, а мама присматривала за нами… Помнишь, как ты был свирепым моржом и гонялся за мной?
Они остановились, и Таккик вдруг с каким-то сдавленным всхлипом уткнулся носом в шерсть сестры. Каллик показалось, будто сердце ее одновременно переполнилось счастьем и разорвалось от боли. Никогда еще она не видела Таккика таким несчастным — и все-таки в этом грустном медведе Каллик узнавала своего веселого, славного и любимого братишку.
Вода тихонько журчала по светлым камушкам на дне реки. Таккик с сопением вошел в реку, шлепая широкими белыми лапами.
— Ничто уже больше не будет, как раньше, — грустно вздохнул он. — Все прошло. Лед ушел. — Он сгорбил плечи и зашлепал следом за остальными.
Каллик в отчаянии смотрела ему вслед. Почему он не может довольствоваться тем, что есть? Разве он не рад, что они теперь снова вместе? Вот Токло потерял и мать, и брата; Луса сама покинула свою семью, а Уджурак вообще никогда не говорил о своих родных, так что, может быть, их тоже нет в живых. Вот и получается, что из всех них они с Таккиком самые счастливые! И еще у них есть друзья — хорошие, верные друзья! — совсем непохожие на Салика и мерзких медведей, с которыми Таккик водил дружбу раньше. Выходит, сейчас у них все хорошо, и будет еще лучше, когда они доберутся до края Вечного льда!
Прохладный ветерок перебирал шерсть Каллик, принося с собой незнакомые запахи огнезверей, мягколапых и их странной, горелой еды. Дрожь тревоги пробежала по телу Каллик. Опасно находиться рядом с мягколапыми! Она заметила, как шедшая впереди Луса остановилась и задрала черный нос, принюхиваясь. Наверное, маленькая черная медведица тоже узнала эти запахи.
Сорвавшись с места, Луса бросилась к Каллик, но на бегу еще раз остановилась и принюхалась.
— Я уверена, что тут где-то рядом берлога плосколицых! — пропыхтела черная медведица. — Причем большая берлога — чуешь, как пахнет? И еще тут где-то притаился один огромный огнезверь или много маленьких, у меня просто нос щиплет от их запаха!
— Кажется, я понимаю, о чем ты, — кивнула Каллик. — У меня тоже в носу першит.
— Вот видишь! — обрадовалась Луса. — Не понимаю, как плосколицые могут жить рядом с такими вонючками? Когда я прохожу рядом с огнезверями, мне хочется зарыться носом в листья и стоять так, пока они не убегут.
— Нужно выяснить, откуда доносится запах, и обойти это место стороной.
— Если только… — начала было Луса, но тут же замолчала, а потом неуверенно сказала: — Но вообще-то у них может быть еда. — Она смущенно посмотрела вслед удаляющимся Токло и Уджураку. — Я просто хотела сказать, что мы все голодные, а значит, не должны быть особо разборчивыми. Если есть еда — надо ее брать, какая бы она ни была.
— Луса! Каллик! — окликнул их Токло. Впереди ручей поворачивал налево, огибая высокий, поросший травой холм. Уджурак и Таккик вошли в воду и принялись жадно лакать. Странный оранжевый свет озарял стоявшего на холме Токло. Каллик знала, что это не солнце, потому что огромный оранжевый диск висел за деревьями вдали. Медведицы торопливо помчались к друзьям.
— Смотрите! — кивнул носом Токло.
Страх и волнение переполняли сердце Каллик. На самом краю неба вырисовывались зубчатые силуэты гор с заснеженными вершинами. Даже отсюда были отчетливо видны дымки, курившиеся над горами.
— Дымная гора! — прошептала Луса. — Мне казалось, старый медведь говорил об одной горе, а тут их вон сколько!
— А я говорил, что старый дурень сам не знал, что болтает, — процедил Таккик.
